Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович

Конечно, эта поэма «Гошпиталь» как и другие такие же его произведения, предназначалась для узкого круга товарищей и не всегда отражала действительные события. Как считает В. Г. Бондаренко, поэт сумел перебороть первоначальное отчаяние и бросился в другую крайность, стал сочинять карикатурные, шаржированные и крайне скабрезные поэмы, воспевая вполне реальные (?) эротические похождения юнкеров. Насчет скабрезных стихов тот же Висковатов совершенно справедливо заметил, – «кто из поэтов не писал нескромных произведений?» [14, с. 162].

М. Ю. Лермонтов. Юнкера в дортуаре. Около 1834–1836 гг.

Но, конечно, на фоне того, что публикуется в наше время, юнкерские поэмы Лермонтова – это верх целомудрия. В поэме «Петергофский праздник» рассказывается о том, как во время гулянья в Петергофе юнкер Бибиков был завлечен одной девицей в глухой уголок парка. После любовных утех, когда она потребовала плату, юнкер изумился:

– Стыдись! – потом он молвил важно:

Ужели я красой продажной

Сию минуту обладал?

Нет, я не верю! – «Как не веришь?

Ах сукин сын, подлец, дурак!…

Поэма «Уланша» посвящена ночному приключению юнкеров в деревне, где улан Лафа пригласил пьяных товарищей к доступной женщине, призывая только соблюдать очередь и пропускать младших вперед. Ночью в темном амбаре крестьянка стала добычей целого эскадрона. Но утром, при свете дня, «красавица» оказалась безобразной и потасканной бабой, самой отвратительной наружности, но с тех пор ее нарекли прозвищем «уланша». Именно в этой поэме были знаменитые строки, известные потом почти каждому русскому офицеру:

Но без вина что жизнь улана?

Его душа на дне стакана,

И кто два раза в день не пьян,

Тот, извините! – не улан.

Известный филолог и литературный критик П. И. Сакулин по поводу эротических произведений Лермонтова писал, что эти его поэмы, впрочем как и других поэтов (например, того же Пушкина), «вносили в его поэзию струю простоты и жизненности». Молодость требовала и такого рода забав, но, конечно, в общественном мнении они осуждались.

Следует заметить, что отношение к Школе среди образованного дворянского сословия было далеко неоднозначным. В Памятке указывалось, что большинство петербургского общества имело совершенно неверное представление о ней. «Более добродушные люди смотрели на нас хотя и с любезной улыбкой, но немного свысока, не принимали нас всерьез, некоторые относились к нам насмешливо, называли нас «монтерами и пижонами», а нашу Школу «жеребячьим пансионом». Более строгие критически удивлялись нашим, по их мнению, совершенно диким обычаям, «не одобряли подтягивание, цукание, нашу внутреннюю дисциплину». И хотя эти суждения относятся к концу XIX века, но тенденции такого несколько пренебрежительного отношения к военному воспитанию и образованию прослеживались и во времена Лермонтова. Так, Висковатов утверждал, что обучение в Школе не соответствовало идеальным интересам общественного развития – «какое-то напоминание о грубой силе, малообразованной и нахальной» [14, с. 159]. Но как же тогда из такого учебного заведения – «жеребячьего пансиона», как говорили его недоброжелатели, мог выйти будущий великий поэт и другие выдающиеся военные и государственные деятели империи? Нет ответа!

В этой связи необходимо отметить, что истоки многих юнкерских традиций приписываются и, вероятно, на полном на то основании, Лермонтову (он был в центре всех традиций Школы, указывается в Памятке). В Николаевском кавалерийском училище, по воспоминаниям его выпускников, царил настоящий культ поэта, а великий лермонтовский завет «друг за друга стоять горою» бережно передавался юнкерами из поколения в поколение.

В закрытых учебных заведениях, и не только в России, всегда существовал обычай подвергать новичков («молодых») различным испытаниям, которые, казалось бы, носили не совсем этичный характер, но учили вырабатывать терпение и чувство товарищества. Считается, что именно Лермонтов был основателем легендарного «цука», то есть беспрекословного подчинения юнкеров младшего курса («зверей») старшим юнкерам («корнетам») [17]. Вопросы, которые задавались старшими младшим, были примерно такие: «Расскажите, сугубый, что вы знаете о бессмертии души рябчика? Какие сугубые науки существуют в Школе и как должно относиться к ним с точки зрения кавалериста?». И так далее, и тому подобное. Казалось бы, эти бессмысленные вопросы унижают воспитанников, но это далеко не так, – они приучали будущих офицеров сохранять самообладание при любой ситуации, при любой неожиданности, при любом вопросе командира.

Подобные беседы мог проводить любой «корнет» с любым «зверем», каким бы тот титулом не обладал, что подчеркивало равенство всех перед требованиями традиций и службы. По неписаным законам Школы, любой «корнет» мог дать «зверю» наряд на службу или поставить под шашку, но, как подчеркивали все его выпускники, глумления не допускалось, уважение к личности младшего было неписаным правилом, которое нарушалось крайне редко.

В Памятке идеология юнкера-кавалериста юмористически передана в следующих строках:

Никаких карт, кроме игральных.

Никаких историй, кроме скандальных.

Никаких языков, кроме копченых.

Никаких тел, кроме женских.

В ней также отмечалось, что Лермонтов написал известную «Звериаду» – юнкерский гимн воспитанников Школы. Юнкера старшего курса всегда пели ее в стенах училища и во время этого исполнения воспитанники младшего курса стояли смирно, запоминая мотив и слова песни. Эта шуточная поэма сближала между собой выпускников разных лет и после окончания учебного заведения. Когда постаревшие офицеры собирались в здании училища и начинали петь эту песню, то, по воспоминаниям участников этих встреч, они чувствовали себя снова в дружной школьной семье. Полный текст этого юнкерского «гимна» хранился в Лермонтовском музее Николаевского кавалерийского училища.

Пора начать нам звериаду —

Собрались звери все толпой…

Бессмысленных баранов стадо,

Продернет вас корнет лихой.

Как наша Школа основалась,

Тогда разверзлись небеса,

Завеса надвое порвалась

И были слышны голоса…

В Школе, а потом и в училище, существовали и другие неписаные традиции и правила. Так, принятию присяги всегда предшествовали шуточные приказы по курилке и в памяти его выпускников сохранились некоторые ее положения: «Проходя мимо мясных лавок, зубами не щелкать… В салфетку не сморкаться, ибо для этого у зверя должен быть носовой платок. Мимо пехоты гнать извозчика аллюром не ниже галопа. Своему лакею платить не менее трех рублей, ибо карман зверя не отощает, а семья лакея сыта будет…». Чтение приказа заканчивалось словами: «Сердца корнетов полны муки: Сугубствам зверским меры нет…Трепещите, сугубые звери» [18].

Обратите внимание – никакой сословной фанаберии в этих строках, и пусть в шутливой форме, но забота о тех кто рядом с тобой из низших классов. Поэтому в Памятке справедливо