Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович

из послужного списка генерала Хомутова, – в 1839 году он был назначен начальником штаба войска Донского, а в 1848 году получил должность его наказного атамана, оказавшись первым генералом недонского происхождения, занявшим этот пост. Военную службу он закончил полным генералом и генерал-адъютантом. Казалось бы, блестящая карьера, но она состоялась вдали от Петербурга – слишком независимым был Хомутов и не совсем удобным подчиненным, а лейб-гвардии Гусарский полк после его перевода следовало, по мнению Николая I, «подтянуть».

Деятельность на Дону бывшего командира лейб-гусар, по отзывам современников, была энергичной и плодотворной – генерал Хомутов многое сделал для этого края и, что самое главное, для развития там образования. Им, в частности, было создано особое отделение восточных языков при Новочеркасской гимназии, что было крайне важно для налаживания добрососедских отношений с кавказскими народностями. Как уже отмечалось выше, незнание русскими офицерами языков и обычаев горцев губительно отражалось на ходе военных действий. Кроме того, по инициативе и под контролем генерала в Новочеркасске было построено немало зданий за счет средств Войска Донского.

Дружеские отношения в период совместной службы сложились у Лермонтова и с Анной Григорьевной Хомутовой – сестрой полкового командира. В юности она была страстно влюблена в известного поэта И. И. Козлова, ослепшего после болезни. Когда через много лет они вновь встретились, то Козлов посвятил Анне Григорьевне стихи «Другу весны моей после долгой-долгой разлуки». Лермонтов был взволнован историей их взаимоотношений и также посвятил Хомутовой свое стихотворение:

…Слепец, страданьем вдохновенный,

Вам строки чудные писал,

И прежних лет восторг священный,

Воспоминаньем оживленный,

Он перед Вами изливал…

Служба у Лермонтова в полку складывалась вполне благополучно. В письме к бабушке в апреле 1836 года он писал: «Скоро государь, говорят, переезжает в Царское Село – и нам начнется большая служба, и теперь я больше живу в Царском, в Петербурге нечего делать, – я там уж полторы недели не был, все по службе идет хорошо – и я начинаю приучаться к царскосельской жизни». К числу особенностей этой жизни относятся и близкие отношения с императорской семьей. Так 6 ноября 1836 года в день церковного праздника лейб-гвардии Гусарского полка в Александровском дворце Царского Села императором Николаем I, императрицей Александрой Федоровной и цесаревичем Александром Николаевичем был дан парадный обед для офицеров полка, среди которых присутствовал и Лермонтов.

Будкин А.Ф. Портрет М.Ю. Лермонтова. 1834 год (?).

Гусарская служба, как и юнкерская, также предполагала различного рода проделки. Поэтому одним из приятелей Лермонтова стал уже упоминавшийся знаменитый среди гвардейской молодежи К. А. Булгаков, с которым поэт любил организовывать всякие «шалости». Широкое распространение получила следующая история с участием этих двух молодых людей. В 1836 году на масленицу несколько гвардейских офицеров во главе с Булгаковым по просьбе бабушки поэта поехали в Царское Село из Петербурга за ее внуком. На заставе караульный офицер из Преображенского полка, хороший знакомый Булгакова, шутя потребовал, «чтобы на возвратном пути Костька Булгаков был в настоящем своем виде, то есть сильно хмельной, что называется на шестом взводе». Приехав на место, Булгаков и его товарищи вместе с Лермонтовым и другими офицерами гусарского полка устроили веселую пирушку, а потом, собираясь всей компанией в Петербург на тройках, загрузили их вином и закусками. При выезде из Царского Села Лермонтов предложил расписываться на заставах вымышленными иностранными именами. Булгаков первым согласился и написал: «Французский маркиз де Глупиньон». Вслед за ним подписались: испанец дон Скотилло, румынский боярин Болванешти, грек Мавроглупато, английский лорд Дураксон, немецкий барон Думшвайн, итальянец сеньор Глупини, польский пан Глупчинский, малоросс Дураленко, и, наконец, российский дворянин Скот-Чурбанов – этим именем назвал себя Лермонтов.

По дороге в Петербург они остановили тройки возле балагана и устроили с помощью ямщиков стол. Потом зажгли экипажные фонари, достали припасы и продолжили пирушку. Чтобы увековечить это событие, офицеры написали углем на оштукатуренной стене свои имена в стихах:

Гостьми был полон балаган:

Болванешти из молдаван

Стоял с осанкою воинской;

Болванопопуло был грек,

Чурбанов – русский человек,

Вблизи его – поляк Глупчинский…

К городской заставе изрядно выпившая компания подъехала около двух часов ночи и, чтобы не навредить караульному офицеру, все указали на обороте журнала свои настоящие имена. «Но все-таки, – приказал Булгаков солдату, – непременно покажи записку караульному офицеру и скажи, что французский маркиз был на шестом взводе!» [22].

На обратном пути, возвращаясь из Петербурга в Царское Село, Лермонтов и его товарищ, родственник и однополчанин Алексей Аркадьевич Столыпин, по прозвищу Монго, увидели коляску великого князя Михаила Павловича, который ехал из Петергофа в Петербург. Для того чтобы избежать встречи с ним, друзья повернули назад, и как ни пытался великий князь догнать их, они оторвались от него и под Петербургом свернули в сторону, что позволило им уже к утру быть в полку. Великий князь не узнал офицеров, только заметил, что они гусары, и поэтому велел спросить у командира полка, все ли офицеры были у него на учении, которое началось в 7 часов утра. Немедленно последовал ответ, что «все», поскольку «друзья прямо с дороги отправились на учение» [13, с. 201, 229–233].

Гусарские приключения с А. А. Столыпиным Лермонтов запечатлел в поэме «Монго», названной так в честь своего друга. Сюжет поэмы достаточно незамысловатый: два гусарских офицера – Монго (Столыпин) и Маёшка (Лермонтов) ночью самовольно покинули расположение полка и верхом отправились на одну из дач, где жила балерина Е. Е. Пименова. Она находилась на содержании у откупщика Моисеева, но Столыпин ранее был с ней близок и надеялся вернуть ее прежнее расположение. Гусары перелезли через ограду дачи и проникли в спальню через окно, где напуганная Пименова все-таки согласилась отдаться Монго (куда было деваться бедной девушке!). Увы, свидание было прервано появлением кареты откупщика с сопровождавшими его слугами.

…Гусарам осталось лишь одно:

Перекрестясь, прыгнуть в окно…

Опасен подвиг дерзновенный —

И не сносить им головы!

Но вмиг проснулся дух военный —

Прыг, прыг!., и были таковы…

По мнению сотрудника лермонтовского музея в Пятигорске О. П. Попова, прозвище «Монго» Столыпин получил по первым слогам фамилии путешественника Монгопарка, книга о котором случайно подвернулась Лермонтову По другой версии, которой придерживались современники поэта, кличкой «Монго» называли собаку, жившую при гусарском полку Ее поведение веселило гусаров, поскольку она постоянно прибегала на плац во