Сёгун - Джеймс Клавелл

— Да-да, простите. Можно предложить вам саке или чаю? — Марико хлопнула в ладоши, сразу же открылась внутренняя дверь и появилась Дзиммоко, с растрепанными волосами и испуганным, опухшим от слез лицом. — Принесите чаю и саке для моих гостей. И перекусить. И приведите себя в порядок! Как вы осмелились появиться в таком виде! Вы что, думаете, это крестьянская хижина? Вы позорите меня перед господином Касиги!

Дзиммоко залилась слезами.

— Простите, господин, пожалуйста, извините ее за такое непристойное поведение.

— Э, это неважно. А вот как быть теперь с Ишидо? Э-э-э, госпожа… ваша шпилька о крестьянах оставит отметку надолго — ведь это удар по самолюбию господина генерала. У вас появился теперь такой враг! Ваши слова его оскорбили и унизили перед всеми!

— О, вы так думаете? Пожалуйста, извините меня, я не хотела его оскорблять.

— Эх, он крестьянин, всегда им был и останется, и всегда будет ненавидеть нас, настоящих самураев.

— О, господин, как вы умны, что поняли это. Благодарю вас за то, что вы мне это сказали. — Марико поклонилась и сделала вид, что вытирает слезы, потом добавила: — Пожалуйста, можно я вам скажу, что чувствую себя теперь такой защищенной — вашей силой… Если бы не вы, думаю, что я просто потеряла бы сознание.

— Глупо было нападать на Ишидо перед всеми, — Ябу уже несколько успокоился.

— Да, вы правы. Как жаль, что не все наши вожди так сильны и умны, как вы, господин, а то наш господин Торанага не попал бы в такую беду.

— Согласен. Но вы все же поступили опрометчиво.

— Прошу меня простить. Да, это моя вина. — Марико все еще мужественно сдерживала слезы. Она опустила глаза и прошептала: — Благодарю вас, господин, что вы приняли мои извинения… Вы так великодушны…

Ябу кивнул: он заслужил эти похвалы, и ее раскаяние и покорность в порядке вещей, — конечно же, он необыкновенно умен. Марико продолжала его ублажать и льстить ему. Скоро он стал абсолютно податлив.

— Можно мне объяснить все про мою глупость Анджин-сану? А он предложит какой-нибудь выход… — Она заставила себя произнести все это затихающим, раскаивающимся голосом.

— Да, очень хорошо.

Марико благодарно поклонилась ему, повернулась к Блэксорну и заговорила по-португальски:

— Пожалуйста, слушайте, Анджин-сан, — слушайте и не задавайте вопросов. Простите, но сначала я должна была успокоить этого злобного негодяя, как вы его называете. — Она быстро рассказала ему, о чем говорилось и почему так заторопилась Ошиба.

— Это все очень серьезно, — он внимательно смотрел на нее.

— Господин Ябу спрашивает вашего совета. Что нужно сделать, чтобы выпутаться оттуда, куда я затянула всех своей глупостью?

— Какой глупостью? — Блэксорн наблюдал за ней, и его беспокойство все увеличивалось. Она опустила взгляд вниз, на татами. Он заговорил с Ябу напрямую: — Я еще не разобрался, господин. Сейчас пойму — надо подумать.

Ябу угрюмо ответил:

— О чем тут думать? Мы в ловушке.

Марико перевела, не поднимая глаз.

— Это верно, Марико-сан? — спросил Блэксорн. — Это всегда было так?

— Да, к сожалению.

Он отвернулся, глядя в ночь. Факелы были установлены в нишах каменных стен, окружающих передний садик. Свет отражался на листьях и растениях, которые для этого специально поливали водой. На востоке от них находились обитые полосами железа ворота, охраняемые самураями в коричневой форме.

— Ты… — услышала она его голос, он говорил не оборачиваясь. — Я должен поговорить с тобой наедине.

— Ты… Да, я тоже. — Она отвернулась от Ябу, — она не доверяла ему. — Сегодня вечером я найду тебя. — Она взглянула на Ябу. — Анджин-сан согласен с вами, господин, по поводу моей глупости, прошу меня извинить.

— Ну и что же теперь делать?

— Анджин-сан, — ее голос был сух и деловит, — сегодня, позднее, я пойду к Киритсубо-сан. Я знаю, где вы живете, и найду вас.

— Да, благодарю вас. — Он все еще сидел, отвернувшись от Марико.

— Ябу-сан, — почтительно обратилась Марико, — сегодня вечером я собираюсь зайти к Киритсубо-сан. Она умная женщина, — может быть, она найдет выход.

— Выход только один, — отрезал Ябу с убежденностью, от которой ей стало нехорошо, — глаза его горели, как уголья, — завтра вы извинитесь. И останетесь.

Кийяма прибыл очень точно. С ним был Сарудзи, и сердце у Марико упало.

Покончив с формальными приветствиями, Кийяма угрюмо произнес:

— Ну а теперь, Марико-сан, объяснитесь, пожалуйста.

— Войны нет, господин. Нас не следует здесь задерживать, или обращаться с нами как с заложниками, поэтому я могу идти куда захочу.

— Необязательно вести войну, чтобы брать заложников. Вы это знаете. Госпожа Ошиба была заложницей в Эдо для безопасности вашего господина, когда он находился здесь, и никакой войны тогда не было. Господин Судару и его семья сейчас заложники у его брата, а они не воюют.

Марико сидела молча, опустив голову.

— Здесь многие — заложники того, что их господа будут выполнять решения Совета регентов, настоящего правителя государства. Это мудро, это обычный прием.

— Да, господин.

— Будьте добры, изложите мне настоящую причину.

— Господин?

Кийяма не сдержал раздражения:

— Не дурачьте меня! Я не какой-нибудь крестьянин! Я хочу знать, почему вы так вели себя сегодня вечером!

Марико подняла глаза:

— Простите, господин генерал просто разозлил меня своим высокомерием. У меня есть приказы. Нет ничего плохого в том, что Кири и госпожа Сазуко отлучатся на несколько дней, чтобы встретиться с нашим господином.

— Вы очень хорошо знаете, что это невозможно! Господин Торанага тоже должен знать его, даже лучше вас.

— Извините, но мой господин отдал мне такие приказы. Самурай не обсуждает приказы своего господина.

— Да, но я обсуждаю их, потому что они бессмысленны! Ваш господин не должен нести чушь или делать ошибки! И я настаиваю на том, что имею право задать этот вопрос.

— Прошу меня извинить, господин, но здесь нечего обсуждать.

— Нет, здесь есть о чем поговорить. Вот о Сарудзи. А также о том, что я имел честь знать вас всю вашу жизнь. Хиро-Мацу-сама — самый старый из оставшихся моих друзей, и ваш отец был самым лучшим моим другом и верным союзником до последних четырнадцати дней своей жизни.

— Самурай не задает вопросов о приказах своего сюзерена.

— Сейчас вы можете сделать одно из двух. Марико-сан. Вы извинитесь и останетесь или попытаетесь уехать. Если вы попытаетесь уехать, вы будете остановлены.