Сёгун - Джеймс Клавелл

Ёсинака, назначенный дежурным офицером на этот вечер, подошел к ним.

— Прошу меня извинить, госпожа Тода, я согласен с этими двадцатью охранниками Анджин-сана. Это личное требование господина Ишидо. Извините.

— Если господин Ишидо беспокоится только о безопасности Анджин-сана, это можно только приветствовать, — торжественно ответствовала Марико, в глубине души не очень-то обрадовавшись.

Капитан серых получил распоряжение от Ёсинаки:

— Я отвечаю за Анджин-сана, пока с ним говорит госпожа Тода. А вы подождите снаружи!

— Извините, — твердо отвечал капитан серых. — У меня и моих людей нет другого выхода, как наблюдать лично.

Кири заявила:

— Я с радостью останусь здесь. Конечно, необходимо, чтобы кто-то здесь оставался.

— Простите, Киритсубо-сан, но мы должны присутствовать. Извините, госпожа Тода, — капитану, видимо, было неловко, — никто из нас не говорит на языке чужеземца.

— А мы и не думали, что вы столь невежливы, чтобы подслушивать. — Марико чуть не вышла из себя. — Но обычаи чужеземцев отличаются от наших.

— Серые должны повиноваться своему господину, — рассудил Ёсинака. — Вы были совершенно правы сегодня вечером, госпожа Тода: первая обязанность самурая — его долг перед сюзереном, и вы справедливо указали на это публично.

— Совершенно верно, госпожа, — с тем же чувством гордости согласился капитан серых. — В жизни самурая нет ничего выше.

— Благодарю вас. — Марико импонировало их отношение к долгу самурая.

— Нам следует уважать и обычаи Анджин-сана, капитан. — Ёсинака показалось, что он нашел выход. — Пожалуйста, пойдемте со мной. — Он привел их обратно в зал для приемов. — Пожалуйста, госпожа, пригласите Анджин-сана сюда и располагайтесь, — он указал на возвышение в дальнем углу. — Охрана Анджин-сана останется у дверей и будет выполнять свой долг перед сюзереном, мы — свой, а вы сможете говорить сколько пожелаете согласно обычаям Анджин-сана.

Марико перевела Блэксорну предложение Ёсинаки и благоразумно продолжала на латыни:

— Они ни за что не оставят тебя одного сегодня ночью. У нас нет выхода — если только ты не хочешь, чтобы я приказала сразу же их убить.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, — ответил Блэксорн, — но не ценой жизней. Благодарю тебя за то, что ты пришла.

Марико обратилась к Ёсинаке:

— Благодарю вас, Ёсинака-сан. Не будете ли вы так добры послать за курильницами с благовониями — отогнать москитов?

— Конечно. Извините меня, госпожа, нет ли известий о госпоже Ёдоко?

— Нет, Ёсинака-сан. Я слышала, что она все еще лежит, но болей нет. — Марико улыбнулась Блэксорну. — Пойдемте сядем там, Анджин-сан?

Он пошел за ней следом. Кири вернулась в свои апартаменты, серые расположились у дверей зала для приемов. Капитан серых встал около Ёсинаки, в нескольких шагах от остальных.

— Не нравится мне все это! — громко прошептал он.

— Неужели госпожа Тода собирается вытащить меч и убить его? Не обижайтесь — ну где ваши мозги?

Ёсинака захромал дальше, проверяя посты. Капитан посмотрел в угол зала: Марико и Анджин-сан сидели друг против друга, ярко освещенные факелами. Он не мог слышать, о чем они говорят, и сосредоточился на их губах, но это было ненамного лучше, хотя он обладал хорошим зрением и говорил по-португальски. «Наверно, опять говорят на языке святых отцов. Ужасный язык, его невозможно постичь!» И все-таки что тут такого? Почему бы ей и не побеседовать с еретиком наедине — если ей это доставляет удовольствие? Ничто не вечно на этой земле! Это так печально! О Святая Мадонна, позаботься о ней за ее смелость!

— Латынь безопаснее, Анджин-сан. — Веер Марико разогнал гудящих перед ней москитов.

— Они могут услышать нас отсюда?

— Думаю — нет, если мы будем говорить, как ты меня учил, чуть-чуть двигая губами, и не повышать голос.

— Попробуем. Так что случилось с Кийямой?

— Я люблю тебя…

— Ты…

— Я скучаю по тебе…

— И я по тебе… Как бы нам встретиться наедине?

— Сегодня вечером это невозможно. Завтра ночью — сможем… У меня есть план, любовь моя!

— Завтра? А что с твоим отъездом?

— Завтра они могут задержать меня, Анджин-сан, — пожалуйста, не тревожься. На следующий день мы все уедем, куда захотим. Завтра ночью, если меня задержат, мы будем с тобой.

— Каким образом?

— Мне поможет Кири. Не спрашивай меня, как, что и почему. Это будет легко. — Она замолчала — подошли служанки с курильницами для отпугивания насекомых. Извилистые нити дыма скоро отогнали ночных чудовищ. Оставшись опять одни, они заговорили о своей поездке, счастливые просто тем, что снова вместе, любя друг друга без прикосновений, избегая разговоров о Торанаге и о том, что должно произойти завтра. Потом он спросил:

— Ишидо — мой враг. Почему же вокруг меня столько охраны?

— Чтобы защитить тебя. Но также и чтобы лучше удержать тебя. Я думаю, Ишидо захочет использовать тебя и против Черного Корабля, Нагасаки и господ Кийяма и Оноши.

— А, да. Я тоже думал об этом.

Она заметила, как он рассматривает ее.

— В чем дело, Анджин-сан?

— Вопреки тому, что считает Ябу, я не думаю, что ты глупая, — ведь сегодня вечером все было преднамеренно, умышленно, так спланировано — по приказам Торанаги.

Она разгладила складку на своем парчовом кимоно.

— Он дал мне поручения. Да.

Блэксорн перешел на португальский:

— Он предал вас. Вы только приманка — знаете вы это? Вы только наживка на одном из его крючков.

— Почему вы так говорите?

— Вы приманка. Так же как я. Это очевидно. И Ябу приманка. Торанага послал нас всех сюда на заклание.

— Нет, вы не правы, Анджин-сан. Простите, но вы не правы.

Он сказал по-латыни:

— Я говорю тебе, что ты красивая, и я люблю тебя, но ты лжешь.

— Никто не говорил мне этого раньше.

— Ты должна признать, что никто раньше не говорил тебе «я люблю тебя».

Она опустила глаза на веер:

— Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Что выиграет Торанага, пожертвовав нами?

Она не ответила.

— Марико-сан, я имею право спросить тебя. Я не боюсь — просто хочу знать, чего он этим добьется?

— Я не знаю.

— Ты! Поклянись своей любовью и своим Богом!

— Даже ты? — с горечью ответила она по-латыни. — Ты тоже со своим «поклянись перед Богом!» И вопросы, вопросы, вопросы?

— Это твоя жизнь и моя жизнь, и я ценю их обе. Еще раз: что он на этом выиграет?

Ее голос стал громче:

— Слушай же: да, это так — я выбрала время, и я не глупая женщина, и…