Сёгун - Джеймс Клавелл

— Это твоя жизнь и моя жизнь, и я ценю их обе. Еще раз: что он на этом выиграет?

Ее голос стал громче:

— Слушай же: да, это так — я выбрала время, и я не глупая женщина, и…

— Осторожнее, Марико-сан, пожалуйста, потише, а то…

— Извините. Да, это было сделано умышленно, при всех, как того пожелал Торанага.

— Зачем?

— Потому что Ишидо — крестьянин, и он должен дать нам уехать. Вызов нужно было сделать перед его соратниками. Госпожа Ошиба одобряет наше желание ехать встречать господина Торанагу. Я говорила с ней, и она не возражала. Тебе не о чем беспокоиться.

— Мне не нравится, что ты вызываешь огонь на себя. Или яд. Или злобу. Где твое спокойствие? Где твои манеры? Может быть, тебе нужно поучиться наблюдать, как растут камни?

Марико перестала сердиться и расхохоталась:

— Ах ты… Ты прав, прав. Пожалуйста, извини меня. — Она опять почувствовала себя полной сил, вновь стала сама собой. — О, как я люблю тебя, уважаю и как гордилась тобой сегодня вечером, — я чуть не расцеловала тебя там перед всеми, как это у вас принято.

— Мадонна, это все равно что поджечь пороховой склад!

— Если бы мы были одни, я бы целовала тебя, пока крики о помощи не заполнили бы всю вселенную!

— Благодарю тебя, госпожа, но ты — здесь, а я — там и между нами — вся вселенная.

— О нет, между нами нет всей вселенной! Моя жизнь полна, потому что есть ты!

Через минуту он сказал:

— А приказы Ябу — извиниться и остаться?

— Они не могут быть выполнены, извините.

— Из-за приказов Торанаги?

— Формально — да, но на самом деле — нет, это только мое желание. Все это предложила ему я. И это я просила разрешения приехать сюда, мой любимый. Ей-богу, это правда.

— Что же будет завтра?

Она рассказала ему, о чем говорила с Кири, добавив:

— Все идет лучше, чем задумывалось. Разве Ишидо уже не твой патрон? Клянусь, я не понимаю, как господин Торанага может быть таким умным и всевидящим. Перед моим отъездом он объяснил мне, что произойдет — что может произойти. Он знал, что Ябу не имеет никакой власти в Кюсю. Только Ишидо или Кийяма могут защитить тебя здесь. Мы не приманки, — мы под его защитой. Мы в совершенной безопасности.

— А эти девятнадцать дней… теперь уже восемнадцать… Торанага ведь должен быть здесь?

— Да.

— Тогда это, может быть, как говорит Ишидо, только пустая трата времени.

— Наверняка я не знаю. Знаю только, что девятнадцать, восемнадцать или даже три дня могут равняться вечности.

— Или завтра?

— Завтра тоже. Или следующий день.

— А если Ишидо завтра тебя не выпустит?

— Это наш единственный шанс. Ишидо нужно уговорить.

— Ты уверена?

— Да, ей-богу, Анджин-сан.

Блэксорн во сне пытался освободиться от ночного кошмара, но в тот момент, когда он проснулся, тревожные тени сразу исчезли. День только начинался, через москитную сетку на него смотрели серые.

— Доброе утро, — приветствовал он их, хотя ему и не нравилось, что за ним наблюдали во время сна.

Блэксорн выбрался из-под сетки, вышел в коридор, спустился вниз по лестнице и направился в уборную во дворе. Охранники, и серые и коричневые, шли рядом, но он не обращал на них внимания. Рассвет был мглистый. Небо на востоке уже очистилось от тумана, пахло солью и сыростью с океана. Уже появились стаи мух. «День будет жаркий», — подумал он.

Послышались звуки приближающихся шагов — через отверстие в двери он заметил Дзиммоко. Она терпеливо дожидалась его, болтая с охранниками, и усердными поклонами приветствовала его в дверях.

— Где Марико-сан? — спросил Блэксорн.

— Она у Киритсубо-сан, Анджин-сан.

— Спасибо. Когда уезжаете?

— Скоро, господин.

— Передайте, что я хотел бы пожелать ей доброго утра перед отъездом. — Он сказал это еще раз, хотя Марико уже пообещала, что найдет его перед тем, как вернется домой собраться в дорогу.

— Да, Анджин-сан.

Он кивнул, как подобает самураю, и пошел умыться и принять ванну. Здесь не было заведено принимать по утрам горячую ванну, но он каждое утро обливался холодной водой.

— Э-э, Анджин-сан, — всякий раз говорили телохранители и случайные свидетели, — это, конечно, очень полезно для вашего здоровья.

Одевшись в коричневое кимоно, с мечами и пистолетом за поясом, Блэксорн пошел к стене, возвышающейся над двором этого крыла замка. Коричневые на постах приветствовали его как равного, но серые проявляли беспокойство: на крепостной стене сгрудилась масса серых, не упускавших из поля зрения ничего, что происходило за воротами.

— Много серых, намного больше, чем обычно. Вы меня поняли, Анджин-сан? — Это Ёсинака вышел на балкон.

— Да.

Капитан серых приблизился к ним:

— Пожалуйста, не подходите слишком близко к краю, Анджин-сан. Извините.

Солнце встало над горизонтом, лучи его приятно согревали кожу. На небе не виднелось ни облачка, ветер стихал. Капитан серых показал на меч Блэксорна:

— Это «Продавец масла», Анджин-сан?

— Да, капитан.

— Не разрешите ли посмотреть на клинок?

Блэксорн вытянул часть клинка из ножен. Согласно обычаю меч не следовало вытаскивать полностью, если вы не собирались им пользоваться.

— Красивое зрелище! — восхитился капитан. Все, кто был рядом, коричневые и серые, толпились вокруг, одинаково пораженные. Блэксорн убрал меч, — нельзя сказать, чтобы он был недоволен.

— Я польщен тем, что мне позволили носить «Продавца масла».

— А вы умеете пользоваться мечом, Анджин-сан? — спросил капитан.

— Нет, капитан. Не так хорошо, как самураи. Но я учусь.

— Это очень хорошо.

На переднем дворе, двумя этажами ниже, тренировались серые — там все еще держалась тень, солнышко не дошло туда. Блэксорн понаблюдал за ними.

— Сколько здесь самураев, Ёсинака-сан?

— Четыре сотни и три, Анджин-сан, включая те две сотни, что пришли со мной.

— А снаружи?

— Серых? — Ёсинака засмеялся. — Много, очень много…

Капитан серых в ухмылке обнажил зубы.

— Почти сто тысяч, Анджин-сан. Вы поняли — сто тысяч?

— Понял, спасибо.

Все, кто был во дворе, смотрели вниз: из-за дальнего угла выходил и приближался к их тупику кортеж в сопровождении стражи — носильщики, вьючные лошади и три паланкина. Проход был все еще в тени, между высокими защитными стенами, в нишах стен горели факелы. Даже с такого расстояния заметно было, как нервничали носильщики, а серые, что шли за ними, казались притихшими и настороженными. Притаились и коричневые, стоявшие на страже. Высокие ворота крепости открылись, впуская кортеж, сопровождавшие его серые остались снаружи, и ворота снова закрылись. Гигантский железной засов лег на свое место в причудливых скобах, глубоко заделанных в гранитные стены. Опускные решетки на этом входе отсутствовали.