Воспламеняющая - Стивен Кинг

– Очень даже возможно, – возразил Рейнберд. – Три последних года я собирал информацию, потому что три последних года имел возможность черпать ее из вашего компьютера, когда у меня возникало такое желание. Используя разделение времени, естественно. Удовольствие это дорогое, но я мог заплатить. Гонорары у меня высокие, а благодаря инвестициям деньги накапливаются. Я стою перед вами, Кэп, – или сижу, что более правдиво, но не так поэтично, – являя собой триумфальный пример американского свободного предпринимательства.

– Нет, – сказал Кэп.

– Да, – ответил Рейнберд. – Я – Джон Рейнберд, но я также и Американское бюро геологических исследований. Проверьте, если хотите. Мой компьютерный код – AXON. Проверьте коды разделения времени на вашем главном терминале. Воспользуйтесь лифтом, я подожду. – Рейнберд положил ногу на ногу, отворот правой штанины задрался, открыв надорванный шов сапога. Он был похож на человека, готового ждать до скончания веков.

Голова у Кэпа шла кругом.

– Разделение времени – возможно. Но это все равно не позволит…

– Сходите к доктору Нофтцигеру, – мягко предложил Рейнберд. – Спросите его, сколько существует способов получить хранящуюся в компьютере информацию, если вам доступно разделение времени. Два года тому назад один двенадцатилетний умник подсоединился к компьютеру Конгресса Соединенных Штатов. И между прочим, я знаю ваш код доступа, Кэп. В этом году – BROW. В прошлом был RASP[18]. Он мне казался значительно более уместным.

Кэп сел и посмотрел на Рейнберда. Разум словно разделился на три части, превратился в студию с тремя аудиториями. Первая в изумлении отмечала, что Джон Рейнберд никогда не говорил так много. Вторая пыталась сжиться с мыслью, что этот маньяк знал все о деятельности Конторы. Третья вспоминала китайское пожелание, обманчиво приятное, пока ты не садился, чтобы тщательно его обдумать. Чтоб ты жил в интересные времена. Последние полтора года выдались именно такими. И Кэп чувствовал, что окончательно свихнется, если случится еще что-то интересное.

Тут он снова подумал об Уэнлессе: с нарастающим мучительным ужасом. Он осознавал, что… что… превращается в Уэнлесса. Его осаждают демоны со всех сторон, а он не в силах бороться с ними или даже позвать на помощь.

– Чего ты хочешь, Рейнберд?

– Я вам уже говорил, Кэп. Мне не нужно ничего, кроме вашего слова, что мое общение с этой девочкой, Чарлин Макги, не закончится выстрелом из винтовки, а начнется с него. Я хочу… – Глаз Рейнберда потемнел, стал задумчивым. – Я хочу ее познать.

Кэп смотрел на него, оцепенев от ужаса.

Рейнберд внезапно понял причину и презрительно покачал головой.

– Не в библейском смысле. Но я ее познаю. Мы подружимся, Кэп. Если она действительно столь могущественна, мы с ней станем большими друзьями.

Кэп попытался усмехнуться, но с губ слетело пронзительное хихиканье.

Презрительное выражение на лице Рейнберда не изменилось.

– Да, конечно, вы думаете, что такое невозможно. Смотрите на мое лицо и видите монстра. Смотрите на мои руки и видите, что они все в крови, пролитой по вашим приказам. Но я говорю вам, Кэп: так будет. У девочки почти два года не было друзей. Только отец, никого больше. Она для вас такая же, как я, Кэп. В этом ваш огромный недостаток. Вы смотрите и видите чудовище. Только в случае девочки вы видите полезное чудовище. Возможно, причина в том, что вы белый человек. Белые люди везде видят монстров. Белые люди смотрят на свои члены и видят монстров. – Рейнберд снова рассмеялся.

Кэп начал успокаиваться, к нему возвращалось здравомыслие.

– Почему я должен это разрешать, даже если все сказанное тобой – правда? Твои дни сочтены, и мы оба это знаем. Ты двадцать лет охотился за собственной смертью. Все остальное было случайностью, всего лишь хобби. Ты скоро ее найдешь. И этим все закончится. Так почему я должен доставлять тебе удовольствие? Давать то, что ты хочешь?

– Возможно, вы правы. Возможно, я охотился за собственной смертью. Должен признать, не ожидал от вас столь красочных слов, Кэп. Может, вам следует почаще вспоминать о страхе перед Богом.

– Ты в мои представления о Боге не вписываешься, – ответил Кэп.

Рейнберд усмехнулся.

– Конечно, я больше тяну на дьявола, каким его представляют себе христиане. Но вот что я вам скажу: если бы я действительно охотился за собственной смертью, то нашел бы ее гораздо раньше. Возможно, я не спешил с поисками. Однако у меня нет желания уничтожить вас, Кэп, или Контору, или внутреннюю разведку США. Я не идеалист. Мне нужна только эта девочка. А вы, возможно, убедитесь, что вам нужен я. Возможно, убедитесь, что я сумею сделать то, что не по зубам всем лекарствам в аптечке доктора Хокстеттера.

– А в обмен?

– Когда история с Макги завершится, Американское бюро геологических исследований прекратит свое существование. Ваш компьютерный бог, Нофтцигер, сможет изменить все коды. А вы, Кэп, полетите со мной в Аризону обычным рейсом одной из авиакомпаний. Мы отлично пообедаем в моем любимом ресторане Флагстаффа, а потом поедем в мой дом, и за ним, в пустыне, зажжем костер и поджарим великое множество бумаг, магнитофонных лент и фильмов. Я даже покажу вам свою коллекцию обуви, если вы того пожелаете.

Кэп задумался. Рейнберд ему не мешал.

– Хокстеттер и его коллеги предполагают, что полное исследование девочки займет два года, – наконец сказал Кэп. – Это зависит от крепости ее внутренних защитных барьеров.

– А вы уйдете через четыре или шесть месяцев.

Кэп пожал плечами. Рейнберд коснулся носа указательным пальцем, склонил голову набок – словно гротескный сказочный персонаж.

– Я думаю, мы сможем удержать вас в седле гораздо дольше, Кэп. Между нами, мы знаем, где закопаны сотни трупов, как в прямом, так и в переносном смысле. И я сомневаюсь, что Хокстеттеру потребуются годы. В итоге мы оба получим желаемое. Что скажете?

Кэп вновь задумался. Он чувствовал себя старым, усталым, потерпевшим полное поражение.

– Полагаю, мы договорились.

– Отлично, – кивнул Рейнберд. – Думаю, я стану уборщиком при девочке. Никем. Для нее это будет важно. И разумеется, она никогда не узнает, что именно я нажал спусковой крючок. Это опасная информация, правда? Очень опасная.

– Почему? – спросил наконец Кэп. – Как ты дошел до такого безумия?

– Вам это кажется безумием? – небрежно спросил Рейнберд. Поднялся, взял со стола Кэпа одну из фотографий. Со смеющейся Чарли, скользившей по склону на сложенной картонной коробке. – В этом деле мы все запасаем на зиму орешки и зерно, Кэп. Так поступал Гувер. Так поступали все директора ЦРУ. Да и вы тоже, иначе сидели бы уже на пенсии. Когда я начинал, Чарлин Макги еще не родилась, и я прикрывал только собственный зад.

– Но почему девочка?

Рейнберд долго не отвечал. Внимательно, почти с нежностью разглядывал фотографию. Прикоснулся к ней.

– Она очень красивая. И очень юная. Но в ней ваш фактор Зет, сила богов. Мы с ней подружимся. – Его глаз мечтательно сверкнул. – Да, мы с ней крепко подружимся.

В западне

1

Двадцать седьмого марта Энди Макги вдруг решил, что они не могут оставаться в Тэшморе. С отправки писем прошло больше двух недель, и если бы кто-то собирался к ним приехать, уже приехал бы. Сам факт полнейшей тишины вокруг коттеджа Грантера наполнял Энди тревогой. Конечно, все они могли принять его за чокнутого, но… он в это не верил.

Верил он в другое, о чем нашептывала ему интуиция: письма перехватили.

А это означало, что в Конторе знали об их с Чарли местонахождении.

– Мы уезжаем, – сказал он Чарли. – Давай собираться.

Она пристально, немного испуганно посмотрела на него и ничего не сказала. Не спросила, куда они едут и что собираются делать, и от этого он тоже занервничал. В одном из чуланов Энди нашел два старых чемодана с наклейками, оставшимися после давних поездок: Гранд-Рапидс, Ниагарский водопад, Майами-Бич, – и они с Чарли принялись сортировать вещи, что взять, а что оставить.

Ослепительно яркий солнечный свет вливался в окна на восточной стороне коттеджа. Вода журчала и булькала в желобах. Прошлой ночью Энди почти не спал: лед вскрылся, и он лежал, прислушиваясь к высокому, неземному, сверхъестественному звуку, который издавал старый желтый лед, трескаясь и медленно продвигаясь к краю озера, где великая река Хэнкок вытекала из него на восток, чтобы пересечь Нью-Хэмпшир и весь Мэн, становясь все более грязной и зловонной, и уже мертвым потоком выплеснуться в Атлантический океан. Звук этот напоминал о долгом-долгом звоне хрусталя и о дрожащей скрипичной струне, по которой водят и водят смычком: постоянный свистящий з-з-з-з-и-и-и-и-н-н-н. От него вибрировали нервные окончания. Никогда раньше он не бывал здесь во время ледохода и сомневался, что захочет оказаться вновь. Что-то ужасное, инопланетное слышалось в этом звуке, трепетавшем в поросшей хвойными деревьями чаше низких, изъеденных эрозией холмов.