Дорогой папочка! Ф. И. Шаляпин и его дети - Юрий А. Пономаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Право, не в моей привычке опаздывать, но нам с трудом удалось отыскать Ваш дом.
Другой голос сказал:
– Привет, Шаляпин! Как поживаете?
Это вышел вперёд Чаплин – в тёмном костюме, с растрёпанными светлыми волосами. Он улыбался.
Начались представления и знакомства. Принц Уэльский пришёл в сопровождении двух «леди», одного «лорда» (забыл, как его звать. Досадно, однако, иметь плохую память) и калеки-адъютанта, всё в том же штатском костюме.
Потом был «коктейль» – несколько добрых рюмок водки и бутерброды с икрой, после чего все сели за стол, так как Чаплин признался, что наши русские закуски вызвали у него волчий аппетит.
Сидя между одной из «леди» и одной из моих сестёр, я должен был время от времени поддерживать с ними разговор, но вместе с тем я старался запомнить все подробности этого редкого вечера и думал о моих приятелях-журналистах: чего бы они только не дали, чтобы застать вместе это трио – Принца Уэльского, Чаплина и Шаляпина – в тесном дружеском кругу!
Великий комик был душой вечера. Он был в ударе: веселил всех смешными историями, уморительно демонстрировал жесты и походку человека, за которым украдкой наблюдал, и с той же экстравагантной грацией повторял «танец булочек» – гвоздь одного из лучших его фильмов59. Весь вечер царила атмосфера искренней, непритворной и непринуждённой радости, какая бывает за любым столом, если за ним собрались здоровые и весёлые люди. Принц Уэльский и Чаплин вели себя просто, не следуя какой-либо заранее запланированной программе, делали просто то, что им нравилось, и потому оба ели и пили от души. Своими разговорами они поддерживали непринуждённое поведение других гостей.
В промежутках между кофе и коньяком были музыкальные паузы. Когда отец пел «Люблю я рога звук»60 и Жак Тибо вместе с Мишей Эльманом играли Баха, я немного обособился от остальной компании, чтобы понаблюдать со стороны. Принц Уэльский слушал музыку и пение, как настоящий знаток, выдвинув голову чуть вперёд, и то и дело вполголоса обменивался впечатлениями с соседями. Напротив него, в другой части зала, сидел Чаплин, казалось, погружённый в волны музыки. Он как будто дышал звуками (музыка – его пламенная страсть), глаза его излучали необыкновенный свет, и всё его худое и подвижное лицо лучилось. Затем начались танцы.
Принц танцевал сначала с одной из моих сестёр, потом с одной из сопровождавших его дам. Танцевал он с редким мастерством, скользя по паркету без единого лишнего движения. Чаплин же танцевал, как восторженный лицеист, смеясь и вскрикивая, угловато, делая рывки и дёргаясь, с трудом удерживаясь на ногах.
Я с удивлением заметил, что ко мне подходит принц Уэльский:
– Пожалуйста, сидите, – сказал он звонким голосом и, присаживаясь рядом, продолжал:
– Чем Вы сейчас занимаетесь?
– Мои интересы сейчас склоняются к синематографу. Вместе с отцом мы недавно сняли один фильм61.
– Да? Мне это очень интересно. Насколько я знаю, Ваш отец никогда не хотел играть для экрана. И в каком же сюжете попробовал себя Ваш отец?
– В «Дон Кихоте», сэр.
– Это действительно великолепный сюжет, – предложив мне сигарету, он продолжил тем же естественным тоном:
– Прежде чем ехать в Испанию, я брал у одного прекрасного профессора уроки по истории, языку и литературе этой страны. Если у Вас появится необходимость в каких-то технических деталях, я Вам советую обратиться к этому профессору. Хотите, я Вам дам рекомендацию, которая обеспечит Вам Ваши труды?
– Я бы никогда не осмелился…
– А Вы будьте смелее, это же Я Вам предлагаю рекомендацию, – он от души рассмеялся. – Кроме того, если Вам случится быть в Лондоне, приходите ко мне в гости. Я живу в Сент-Джеймсском дворце.
– Позвольте заметить, сэр, я бы не смог появиться у Вас без…
– Тогда сначала позвоните по телефону! Как видите, всё очень просто.
Сквозь сигаретный дым я видел, как вся компания уселась, поджав под себя ноги по-турецки, на подушки, разложенные по кругу. Моя голова казалась мне то тяжёлой, то лёгкой, в ушах звенело, но это не мешало мне слышать песни, которые, одна за другой, исполнялись хором: сначала «Очи чёрные», потом какая-то испанская песня, которую запел светловолосый молодой человек с бронзовым от загара лицом (неужели это был действительно принц Уэльский?), затем «О, Мари!» Живой, как ртуть, маленький седеющий человек жалобно затянул еврейскую песню, слова которой он часто забывал; потом все подхватили победную «Типперэри», под глухое сопровождение контрабаса.
Но это было ещё не всё. Маленький юркий человек вдруг поднялся и исполнил танец живота, имитируя своим губастым ртом звуки волынки. Потом он попытался было походить на руках, но это ему не удалось, и он грохнулся на пол.
– Эх, Чаплин! Как же Вы неловки, – воскликнул светловолосый принц с бронзовым от загара лицом. – Смотрите-ка!
И с этими словами он пошёл на руках с ловкостью и гибкостью акробата.
Неистовые аплодисменты!
Шаляпин с сыновьями Фёдором и Борисом, 1934 г.
Часов в пять утра, когда гости собрались уезжать, я выбежал во двор посмотреть, готовы ли шофёры к отъезду. Над чёрной зеркальной поверхностью моря забрезжил рассвет. На фоне рождающегося света чётко выделялась каждая ветвь дерева и каждая черепица на крыше. Мне было хорошо, ужасно хорошо, хотя я не отдавал себе отчёта в том, почему именно. Когда я вернулся назад, я увидел спускавшуюся по лестнице троицу: в центре шёл приветливый молодой человек, отличавшийся утончённой скромностью, которая, тем не менее, не давала забыть о его происхождении и ранге, слева – мощная фигура моего отца, а справа – фигурка Чаплина. И тут я вспомнил, что человек слева – это сын писца из предместья Казани, а человек справа – из семьи бродячих евреев, выросший в страшных лондонских трущобах. Чего только этим двоим не пришлось пережить, сколько препятствий они одолели, сколько ловушек обошли, ведомые своей судьбой, своим талантом, прежде чем смогли вот так, как равные с равным, шагать бок о бок с этим баловнем судьбы!
* * *
Многие воспоминания о последних годах жизни Шаляпина сохранились в интервью его детей.
Готовя свою трилогию о Шаляпине, писатель Виктор Петелин встречался с Фёдором Фёдоровичем в 1986 году в Риме. Вот выдержки из рассказа сына певца: