Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков

Пятая власть (The Fifth Estate)

США, 2013, Билл Кондон

Глядя на Джулиана Ассанжа (Бенедикт Камбербэтч) и его заклятого друга-компаньона Даниэля Домшайт-Берга (Даниэль Брюль), кто-то из второстепенных персонажей бросает: «Поглядите-ка на них: вылитые Бернстин с Вудвордом».

Что правда, то правда. Пока не случился «Викиликс», самым громким разоблачением властных преступлений средствами массмедиа был «Уотергейт»: Карл Бернстин и Боб Вудворд («Вашингтон Пост») доказали, что президент Никсон в личных и политических интересах препятствовал правосудию в деле о незаконном прослушивании штаб-квартиры Демократической партии.

Был самым громким – да и остался, если оценивать разоблачение по степени эффективности. Ну а как их иначе оценивать. Никсон хотя бы подал в отставку перед лицом неминуемого импичмента. А из-за Ассанжа хоть какое-нибудь первое-второе-третье лицо из числа тех, кто решает, жить или умереть сотне-другой тысяч людей в очередной жаркой стране, ушло в отставку?

Впрочем, и Никсону реального ущерба не принесла публикация в 1971-м отставным аналитиком Госдепа Дэниелом Эллсбергом «бумаг Пентагона» – семи тысяч засекреченных страниц, доказывающих, что президент США – поджигатель войны в Индокитае, проще говоря, массовый убийца.

Разоблачения могут убрать одиозную фигуру, но не изменить политику. Джордж Клуни («Доброй ночи и удачи», 2005) воспел блестящего и храброго Эдварда Марроу, бросившего в 1954-м вызов самому сенатору Маккарти. Правда, Марроу никакой страшной подноготной «маккартизма» не вскрыл, а просто заставил телезрителей вглядеться в лицо сенатора и увидеть, что и не лицо это вовсе, а пособие для изучения паранойи.

Но, во-первых, Маккарти не случайно пал именно тогда, когда попытался ловить коммунистических ведьм на заповедной армейской территории: Пентагон этого не любит. А во-вторых, падение сенатора не помешало «маккартизму» благополучно бушевать еще лет восемь как минимум.

В «Пятой власти» могут, сколько угодно Кондону, хмурить лица вашингтонские кукловоды, вынужденные по вине Мэннинга и Ассанжа осуществлять экстренную эксфильтрацию информаторов из «стран-изгоев». Информаторы – дело наживное, их и «на боевые списать» не хлопотно: что мы, Джона Ле Карре не читали. Трепетная забота штабистов об афганских пастухах, слава богу, на экране не появляющихся, и профессоре с больными глазами гуманиста и седой щетинкой, работавшем в логове Каддафи, – самая фальшивая сторона фильма.

Впрочем, это не специфическая фальшь «Пятой власти», а свойство всего кино на политические темы, снятого с начала 1980-х. В 1960-х или 1970-х ведь как оно было: режиссер знает, на чьей он стороне, и зрителя тоже убеждает – пусть и на грани принуждения – выбрать ту же сторону. Это было как минимум честно: на войне – реальной или экранной – как на войне. Но эти времена прошли, и кино с тех пор придерживается философии амбивалентности. С одной стороны, Ассанж борется за правое дело, можно сказать, что и за «американскую мечту» о чистой и честной политике. Но, с другой стороны, ведь у Госдепа и ЦРУ тоже своя правда. И правда эта – в глазах экранных чиновников.

Их линия, да, самая фальшивая, но и самая эффективная, поскольку с чиновниками, сколь ни ничтожно отведенное им экранное время по сравнению со временем Ассанжа и Берга, зрителям просто и радостно идентифицировать себя. Лица у них человеческие. Как, скажем, у Дастина Хоффмана и Роберта Редфорда, сыгравших Бернстина и Вудварда в фильме Алана Пакулы «Вся президентская рать» (1977).

Идентифицировать себя с Ассанжем, тем более Ассанжем с лицом Камбербэтча, решительно невозможно. Как невозможно идентифицировать себя с Шерлоком Холмсом, роль которого принесла Камбербэтчу массовую славу. А вот с Ватсоном или Лестрейдом – запросто, для того они и нужны Конан Дойлю. Ватсоном при Ассанже работает в фильме Берг, вдруг обнаруживающий, что друг, на которого он чуть ли не молился, социопат и социально опасный маньяк.

И это уже не фальшь, а мошенничество. Мыслим ли Ватсон как автор не «Этюда в багровых тонах», а бестселлера «Внутри Шерлока Холмса», раскрывающего позорные тайны выродка, считающего себя величайшим сыщиком всех времен и народов? А Берг в фильме доходит к финалу в своем праведном кипении до того, что вываливает самую позорную тайну Ассанжа. Кокаин? Скрипка? Собака Баскервилей? Ну что вы, гораздо хуже: он красит волосы.

Когда Берг и кинокамера пугливо заглядывают в ванную комнату, где Ассанж завершает постыдную процедуру, это снято так, что ждешь продолжения в духе фильма ужасов Брайана Юзны «Общество». Там, так же подглядывая в щелочку, герой удостоверялся, что его родители и все соседи – не люди, а бесформенные склизкие твари.

Так ведь и экранный Ассанж – не человек. За классическими разоблачителями-журналистами стояла своего рода «машина» – газета или телеканал, но они оставались людьми. Ассанж – сам себе машина на гусеничном ходу. В каком-то смысле это святая правда: хакер и компьютер давно срослись, Уильям Гибсон про это написал, а Дэвид Кроненберг снял. Но они – классики киберпанка. Ассанж, каким его сыграл Камбербэтч, тоже годится в герои киберпанка.

Так нельзя, так нехорошо, это ж неправда.

Я не о том, что нехорошо – хотя это даже подло – изображать живого, лишенного свободы передвижения, пострадавшего, что ни говори, за человечество человека, основываясь на его портрете кисти ненавидящего компаньона. Я о том, что экранный Ассанж не может быть достоверным двойником Ассанжа реального по одной простой причине. С Ассанжем из фильма, может, и будет, хотя представить это трудно, с каждой вечеринки уходить по свежей девушке, да только он ни на вечеринку не придет, ни девушку не заметит. Настоящий Ассанж не такой. Порукой тому два – или сколько их там – уголовных дел против него, инициированных обиженными девушками.

Рай

Россия, Германия, 2016, Андрей Кончаловский

Объяснить глобальный успех фильма, удостоенного в Венеции «Серебряного льва», можно лишь тем, что мировая кинообщественность восхитилась, насколько органично ветеран советского кино обрел «вторую молодость».

Грубо говоря, «первая молодость» – это когда поэт приносит в редакцию «Белеет парус одинокий» и уверяет, что имени Лермонтова никогда в жизни не слышал. «Вторая молодость» – это когда режиссер снимает фильм о гитлеровских лагерях смерти так, словно никто до него к этой теме не обращался. Словно до него ничего не было. Ни «Последнего