Злой преследователь - Зара Дж. Блэк

оказываемся лицом к лицу, и даже в тусклом свете я вижу удивленное выражение на его лице. — Странное хобби. Спасибо.

— Ну, так оно и есть, для ученого. Зачем ты этим занимаешься?

Он накручивает прядь моих волос на палец, размышляя. — В детстве я любил смотреть фокусы на сцене. Разбираться, как делаются трюки. Меня всегда раздражало, когда я не мог этого понять.

Я тихонько соглашаюсь.

— Я начал работать над фокусами ради развлечения. Сначала простые вещи, просто чтобы произвести впечатление на маму, но когда я стал старше, меня это увлекло, и я узнал более впечатляющие вещи. Я всегда был занудой в школе. Ты, наверное, можешь понять это.

— Я? Нет, я была главной чирлидершей.

Он фыркает на мою шутку и резко дергает меня за волосы.

— Конечно, была. В любом случае, было шоу талантов. У меня было несколько друзей, и они заставили меня это сделать. Я так нервничал, уверен, что выставлю себя полным придурком, но на самом деле все прошло хорошо. Людям это нравилось. Мне было весело. Поэтому я продолжал это делать. Только в местных заведениях. Я никогда не хотел ехать в Вегас или что-то в этом роде.

Это такой честный ответ, и он меня расслабляет. Я хотела что-то узнать, и он мне рассказал, без всяких уловок или игр разума. И впервые я могу объединить в своей голове две версии Габриэля. Таинственный фокусник и человек, чья рука сейчас играет с моим ухом так, что у меня сводит пальцы ног.

— А фокус? Левитация?

Его пальцы неподвижны.

— Теперь я молчу. Волшебник никогда не раскрывает своих секретов.

26

Ева

Утром перед бранчем в женском клубе я просыпаюсь с разъяренными пчелами в животе. Нет ничего нежнее бабочек. Это так глупо. Я пленница, но в данный момент социальная тревожность выходит на первый план. Если я когда-нибудь выберусь отсюда, то пройду терапию.

Габриэль впервые за несколько дней снабжает меня нарядом. Одежда кажется почти незнакомой, царапает кожу, привыкшую к свободе. Наряд настолько подходит для загородного клуба, что я смеюсь — аккуратные белые брюки и практичная синяя блузка. Даже моя мама не сказала бы многого по этому поводу.

Габриэль смотрит на меня, хмурясь. Я опускаю взгляд на одежду. — Ты попросил свою бабушку помочь выбрать это?

Его губы кривятся от моих поддразниваний, но он сохраняет серьезное выражение лица.

— Тебе не нравится? Я могу отправить тебя туда голой, если хочешь.

Это пустая угроза, и мы оба это знаем. Он не хочет злить грозную Порцию больше, чем я. И Себастьян, и Джейкоб, единственные, кого я видела в последнее время, вчера пожелали мне удачи тоном, подразумевающим, что она мне понадобится.

— Серьезно. Ты этого не выбирал. Кто это сделал?

Он закатывает глаза, но отвечает: — Себастьян. Кто еще?

— Конечно, — вероятно, он вырос в загородном клубе, бегая под столами, пока его мама пила и сплетничала.

— И не забудь свои очки, — он указывает на них, лежащие на моем прикроватном столике. Я использую их только для работы крупным планом, и я нечасто этим занимаюсь здесь, поэтому почти не носила их.

— Зачем?

— Потому что ты в них мило выглядишь. Не спорь.

Я беру их и кладу в аккуратную белую сумочку, которая дополняет наряд. Габриэль жестом указывает на дверь, хотя до завтрака еще несколько часов.

— Пошли.

— Почему так скоро?

— Нам нужно остановиться перед бранчем. Я хочу тебе кое-что показать.

С этим я не буду спорить. Любой повод покинуть квартиру. Я следую за Габриэлем по жуткому коридору, настроение ухудшается. Наедине с Габриэлем я иногда могу забыть о своих обстоятельствах и притвориться, что мы просто пара в обычной городской квартире. Притвориться, что дверь не заперта изнутри. Зловещие картины давно умерших братьев разбивают эту иллюзию.

Мы выходим на главную площадь, с ее странно нормальной атмосферой. Люди пьют кофе. Читают книги. На мгновение реальность меняется, и я смотрю на Комплекс в другом свете. Это остров, вдали от мира. Тут безопасно. Никакой преступности, никакой бедности; бесплатная еда и ресурсы. Лучшая в мире медицинская помощь.

Но, как и в тех зомби-шоу, где всегда есть колония, которая кажется идеальной, пока не узнаешь, что они каннибалы, сердце этого места прогнило. Мужчины вроде Кендрика, промывающие мозги мужчинам вроде Габриэля, Себастьяна и Джейкоба и заставляющие тех, кто в остальном кажется хорошим, верить, что они имеют право красть женщин. Чтобы удержать нас.

Я останавливаюсь, когда что-то меня поражает. Оглядываясь на толпу людей, я только подтверждаю свои подозрения. — Детей нет. Где они?

Лицо Габриэля меняется от замешательства к осознанию. — Боже. Я никогда не проходил через это с тобой. Братство не допускает детей. Вазэктомия — одно из условий приема.

Он внимательно следит за моей реакцией, пока я обдумываю эту важную новость. Тугой узел напряжения спадает с моего живота. Слава Богу. Я никогда не хотела детей. Моя мать всегда настаивала на том, что мой долг как женщины — выходить замуж молодыми и много размножаться.

«Сеять христианские семена». Эта идея всегда вызывала у меня тошноту.

Также приятно знать, что Братья не приводят детей в свой испорченный мир и не воспитывают их как следующее поколение. — Хорошо.

Габриэль расслабляется и сжимает мою руку. — Я знал, что ты не хочешь детей. Это одна из причин, по которой я выбрал тебя.

Я давно перестала удивляться всему тому, что он обо мне знает. И хотя его слова имеют смысл, я ему не верю. Его одержимость — вот что заставило его выбрать меня; все остальное — просто рационализация. Я держу это наблюдение при себе. Нет смысла вызывать напряжение, когда я не знаю, куда мы направляемся.

Поток людей меняется, становясь более целеустремленным. Мужчины с серьезными выражениями лиц и гораздо меньше женщин, которые выглядят такими же сосредоточенными, направляясь в том же направлении, что и мы. Это больше не похоже на ленивый день в парке. Больше деловой район в 8:00 утра.

Женщины. Несмотря на мое решение вести себя хорошо этим утром и увидеть как можно больше в Комплексе, любопытство берет верх. — Почему так много женщин? Братья тоже держат их прикованными под столами на работе?

Как только слова слетают с моих губ, меня охватывает обжигающий румянец, и Габриэль замирает, приоткрыв губы и широко раскрыв глаза. Впервые я вижу, как он теряет дар речи. Затем его взгляд обостряется в голодном выражении, к которому я так привыкла, как будто он подумывает затащить меня обратно в