Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй

На другой стороне площади, в Айя-Софии патриарх Алексий собирал тех сенаторов и патрициев, которые почувствовали ветер перемен. На этот раз он им напомнил, что Зоя была не единственной Багрянородной в городе. Старшая, Евдокия, уже умерла, но младшая, сестра Феодора, уже одиннадцать лет находилась в заточении в Петрийском монастыре на северо-западных холмах города.

Народ стремительно рванул через весь город, чтобы освободить ее, и если новая императрица была недалеко от берега, варяги во главе с Харальдом могли обеспечить ей защиту. Тем не менее, когда они постучали в ворота монастыря, Феодора, которая уже привыкла к монашеской жизни, не желала стать императрицей. Пселл признал: «Изумленная этим неожиданным зрелищем, сначала она отказалась внимать их мольбам и заперлась в церкви, на все призывы закрывая уши руками».

Однако ее звал долг, который не предполагал отказа. Толпа пробралась внутрь, приперев ее и к алтарю, и просто вытащила на улицу. «Феодору посадили на коня и окружили торжественной и грандиозной свитой из тяжело вооруженных стражников», – вспоминает Атталиат. А более впечатляющих и торжественных стражников в городе, чем Харальд с варягами, не было. Разгоняя толпу с помощью манглабии, как делали это перед Михаилом IV, Михаилом V, Романом III, Константином VIII, по городу они вернулись к Айя-Софии, где Феодору ждал Алексий.

«Ей отдавали дань уважения не только простолюдины, – заключил Пселл, – но и все патриции. Браня тирана последними словами, все громко ее приветствовали и провозгласили Феодору императрицей».

Так к утру вторника в Византии оказался один император и две императрицы. Никто не был уверен, что Зоя не перешла на сторону Михаила, однако за ночь Феодора приняла судьбу, отбросила нерешительность и взялась за бразды правления обеими руками. Призвав на свою сторону городских магистратов и чиновников, она объявила Михаила – что важнее, не Зою – вероотступником и приступила к формированию нового правительства.

Нервы Михаила уже не выдерживали. Весть о восхождении Феодоры выбила у него почву из-под ног, поскольку, по словам Пселла, он даже не знал, что у Зои есть сестра: «Этот император не только не имел представления о том, кем была Феодора, была ли она королевских кровей, но вообще не знал о ее существовании».

«Он потерял последнюю надежду и согласился на постриг в Студийский монастырь, – заявил Скилица, – однако доместик [Константин] этого не позволил бы, сказав, что не стоит так быстро сдаваться и уступать трон. Вместо этого следует стойко сопротивляться и либо одержать полную победу, либо погибнуть с честью, как подобает императору».

Удачный поворот событий укрепил их решимость, поскольку в тот же самый день вернулся старый соотечественник Харальда, генерал Катакалон Кекавмен. Он провел победоносную защиту Мессины. Как только Маниак снова встал в Италии у руля, генерал доставил варягов, выживших в том паническом бегстве. Они, естественно, не знали о последних событиях и вскоре заняли сторону императора, поскольку это всё еще было их прямой обязанностью. Предстоящая битва заставила бы идти одного варяга на другого, и в конце концов тот, кто удержит дворец, получит империю.

«На закате храбрые воины под градом из стрел атаковали дворец, – вспоминает Атталиат, – и их крики сопровождались ревом труб и сигналами горнов». Заставляя защитников прятать головы, мятежники (уже не безумная толпа: ее ряды пополнили варяги, демонстрировавшие знание стратегии и тактики) приступили к полномасштабному штурму. Когда один отряд наносил удар по главным воротам и гвардейским казармам, другой атаковал слева, с другой стороны дворцового поля для игры в поло, а третий отряд – справа, заняв ипподром, чтобы взять императорскую ложу и личный проход во дворец. «Стража императора разделилась на три части и защищалась как могла, – написал Скилица. – Жители города понесли тяжелые потери, поскольку не имели доспехов и вооружены были только палками и камнями, а также всем, что попадалось под руку, а сражаться приходилось с обученными, хорошо вооруженными бойцами».

Когда воины Харальда столкнулись с отрядом Кекавмена, произошла редкая в истории Византийской империи битва: варяг шел против варяга, топор – на топор. Датский топор мог относительно легко рубить головы и конечности, но, кроме этого, им можно было поддеть лодыжку противника, чтобы сбить с ног, зацепить щит и вырвать его из рук или подтащить врага за шею к земле для завершающего удара. Заостренные крюкообразные углы лезвия топора под названием оксарирна (øxarhyrna) сами по себе были колющим и режущим оружием, а толстая рукоять в человеческий рост могла служить дубиной, отражающей удары скифской сабли или византийской спаты.

У сражающихся варягов, братьев по топору, вероятно, была какая-то доля пощады. Какая могла быть жалость между варягом и скифом? Между людьми императора и восставшими гражданами ее вовсе не было. Скилица оценил потери в этой битве в три тысячи погибших – тот день стал одним из самых кровавых в истории города. В конечном счете, даже числом стража императора проигрывала мятежникам. Кекавмена и некоторых варягов взяли живыми. Оказавшись в самой гуще событий, Харальд не знал, доберется ли он до Зои прежде, чем Михаил и Константин решат, что она им больше не нужна. Или обнаружит, что на самом деле Зоя перешла на их сторону.

Ближе к вечеру Харальд выбежал на открытую территорию дворца и обнаружил, что повстанцы взломали ворота и ворвались внутрь. Однако атака почти сразу захлебнулась, поскольку толпа в трепете остановилась перед бо́льшими богатствами, чем могла себе вообразить. Отделанная золотом мебель, великолепные гобелены, знаменитая византийская мозаика, фонтаны со струящимся вином… Революция была забыта. Тут же они стали грабить – и началось нечто похожее на варяжский полутасварф, только в куда больших масштабах.

Именно эта заминка и была необходимо Михаилу и Константину. К тому времени как Харальд добрался до императорских покоев, Михаил с нобилиссимом уже сбежали к дворцовой гавани, сели на императорскую яхту и исчезли. Однако они оставили бывшую императрицу. Учитывая, как накануне на ипподроме ее встретила толпа, Зою нельзя было винить в том, что она пряталась в темном углу и ждала, когда изменчивая толпа обнаружит ее и сразу предаст мечу. События пошли по-другому пути, если Харальду удалось найти ее раньше, и в этом случае история свидетельствует о том, что свой долг варяга он выполнил. Говорят, что