Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

– Не понял? – вопросительно уставился Виталий на своего собеседника и услышал в качестве наглядного примера рассказ о некоем Михаиле Михайловиче Поморцеве. Дескать, изобрёл тот в своё время как из простой хлопчатобумажной ткани делать сапоги, тем самым заменив ею кожу. И не только сапоги, но и многое другое: конскую амуницию, сумки, ранцы и прочее. Назвал он свой заменитель кожи кéрза.

Что-то знакомое было в названии. Виталий потёр переносицу. Ну конечно же! Просто ударение для него привычнее на на первом слоге, а не на втором, потому не сразу и припомнилось.

Так, так. И что же дальше с этой кéрзой? Или керзóй? Впрочем, неважно.

А дальше, по словам Покровского было следующее. Будучи патриотом, Поморцев в начале войны предложил воспользоваться его патентом бесплатно. Но не взирая на огромную выгоду для государства (и дешевле в несколько раз, и ежегодная огромная, в миллиарды квадратных аршин, экономия той же кожи), на поток керзý так и не поставили. Почему? Ответ прост: фабриканты кожаной обуви сделали всё для того, чтобы чиновники положили положительные рекомендации военно-промышленного комитета под сукно. И сколько изобретатель не обивал пороги разных правительственных учреждений, ничего у него не вышло. Так и скончался пару лет тому назад, не сумев добиться своего.

– Это я к тому, – подытожил Покровский, – что нам чужие гении не надобны. У нас самих левшей довольно. К тому ж всякому известно, сколь тревожно нынче в России. Ежели кто и изъявит согласие на переезд, непременно несусветные деньжищи заломит за беспокойство. И главное, за что? Бог весть какой он там великий. Эти иностранцы зачастую горазды только глотки драть в восхвалении своих соотечественников, а на деле разобраться – пшик один. Свои куда лучше. И под рукой, и обойдутся казне гораздо дешевле. А ведь нам, не забудьте, французам и англичанам теперь старые и новые долги возвращать. Платить-то, – он покачал головой и как-то по-стариковски поджав губы, скорбно протянул: – охо-хонюшки сколько.

– Охохонюшки, – фальшиво согласился Голицын, помня про будущие репарации, – а потому приглашать станем только истинных талантов, уже успевших проявить себя. И то выборочно. Словом, пшика не будет, обещаю. А когда война закончится, те же химики, авиаконструкторы, оружейники и прочие кудесники из Германии нам и вовсе в копейки обойдутся. Зато выгоду такую получим…

– Ой ли?

– Ей-богу! В перспективе на одних будущих патентах погасим не менее четверти российских долгов. И не за их продажу – перебьётся Европа, а лишь за право использования, – и он, склонившись к уху своего собеседника, доверительно шепнул: – Кое за кем и в Америку отправим. Фамилию я вам пока называть не буду, тайна, но поверьте, он один нам десятки миллионов в бюджет принесёт.

– Секрет Полишинеля, – улыбнулся Николай Николаевич. – Раз в Америку, значит, на Эдисона глаз положили.

– Глупости какие! – презрительно фыркнул Виталий. – Нужен он нам больно. Он-то именно из числа разрекламированных соотечественниками, а на деле, – он пренебрежительно махнул рукой, – как вы и сказали, «пшик один». Да и человек непорядочный, слова не держит. Разве организатор первоклассный.

– Да организаторов мы и у себя полный вагон сыщем.

– Вот-вот, – подхватил Голицын. – Наш же учёный, кстати, славянин по национальности – совсем иное. И что немаловажно, настоящей цены себе не знает. Не скажу, будто он задёшево нам обойдётся, но с каждой выплаченной ему копейки мы через пяток лет по рублю возьмём. А через десяток – и по империалу.

– Тогда… согласится ли?

Голицын таинственно улыбнулся.

– Поверьте, учёному зачастую важны не деньги, а нечто иное. К примеру, простое человеческое уважение и преклонение перед его талантом. Особенно… со стороны коронованных особ…

Глава 18

Извлечь пользу из поражения

Меж тем передохнувшие в Первопрестольной дивизии императора выступили на север. Шли неторопливо, можно сказать, обстоятельно. А куда спешить? Столицей давно объявлена Москва, а Петроград давно и надёжно обложен авангардными частями, включая чехословацкие полки. Прочные заслоны препятствовали любым попыткам прорвать блокаду как с юга и востока, так и с севера, включая железнодорожную ветку, ведущую к Романову-на-Мурмане.

Одно плохо: вогнать клин между городом и немецкими войсками на западе нечего было и думать. Слишком плотно, слишком тесно, ни единой щёлочки. Ну и ладно. Чем больше крыс удерёт, тем лучше.

Впрочем, отсечённый от всей России город штурмовать не планировали, поскольку избежать большого кровопролития на сей раз нечего было и думать. Распущенные некогда по Москве слухи о грядущих массовых распятиях обернулись противоположной стороной. Теперь красные латышские стрелки, памятуя о крестах, ожидающих их, были настроены непримиримо.

К тому же оставалась проблема с заложниками из числа духовенства, захваченными в Москве и ныне содержащимися в Петропавловской крепости. С ними как быть? Освободить с налёта нечего и думать – твердыня.

Мало того, даже при условии, что каким-то чудом людям из Диверсионного полка Слащёва удалось бы ворваться внутрь крепости, проблем до конца это бы не решило. Предстояло добраться до арестованных, которые находились в особом, расположенном в глубине здании, так называемом Трубецком бастионе.

Дабы попасть туда, надо пройти не только через охрану у ворот крепости и пересечь двор. У вторых ворот снова расположена охрана, а за ними могучая железная дверь, выводящая к небольшой каменной лесенке. И лишь пройдя по ней можно было попасть в длинный коридор, где вдоль одной из стен располагались ряд дверей, ведущих в камеры.

А если добавить, что охрана бастиона состоит из всё тех же латышей…

Словом, шансов никаких.

Вступать в переговоры насчёт них тоже нельзя. Мало того, что большевики заломят несуразную цену за их освобождение, так вдобавок и прецедент будет создан. И как знать – случись что, впоследствии вновь кто-нибудь воспользуется оным способом, коли он уже проверен в деле и принёс положительный результат.

Имелись опасения и иного рода. Что если сами петроградские власти предложат пойти на переговоры? Тогда как быть? Вновь занять жёсткую неуступчивую позицию, как под Москвой, или…

Оставалась надежда, что в возникшей сумятице большевики либо вовсе забудут про захваченное духовенство, либо, памятуя недавнее жесткое неуступчивое поведение Регентского совета, не станут ничего предлагать.

Но не забыли. И предложили.

Сообщение о поступившем из Петрограда предложении начать переговоры. пришло за день до выезда их поезда из Москвы. Условия прежние: в случае отказа будут казнены все заложники, включая патриарха Тихона.

Голицын вновь выступил против. На сей раз на его сторону решительно встали братья Константиновичи. Дескать, когда про наших братьев с матерью речь шла, от переговоров наотрез оказались, а тут на тебе. Чем святые отцы,