Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

опасались. Вроде бы в облике этого молодого человека, в одночасье ставшего светлейшим князем и представлявшего Регентский совет, не имелось ничего демонического. Однако недобрый прищур его глаз вызывал невольный холодок и лёгкий озноб. Словно смотришь в уставившийся на тебя ружейный ствол, из которого вот-вот вылетит пуля.

И кое-кто из вознамерившихся поначалу голосовать против, напоровшись на ледяной прищур, вдруг резко меняли свою точку зрения. «Определённые резоны в его словах имеются, поэтому, пожалуй, стоит поддержать», – бормотали они себе под нос, словно оправдываясь в чём-то.

В результате поправки к проекту финансовых реформ получили одобрение подавляющего большинства присутствующих.

Глава 17

…а кому винтовку в руки

Члены Комитета потянулись к выходу, лишь Покровский замешкался, неспешно собирая какие-то бумаги со стола. В это время со стороны двери с изумительной шустростью проскользнул через иссякающий поток уходящих упитанный человечек с лоснящимся лицом и блестящими от бриолина волосами. Дождавшись, когда все уйдут, он подскочил к Голицыну, ещё на подходе затараторив:

– Я прошу прощения, светлейший князь, но хочу обратиться с небольшой просьбой. Для начала позвольте представиться, Моисей Абрамович Гальдгоднер, глава одного из российских банков «Радужные россыпи», а также акционер ряда крупнейших банков, представляющих цвет российской экономики и…

Покровский тяжело вздохнул и чуть ли не с ненавистью покосился на него. Виталий молчал, с интересом ожидая продолжения. Настоящего продолжения, а не трескучего перечня, акционером каких именно банков России Гальдгоднер является.

И дождался.

– Хотелось бы поговорить с вами о принятых ныне уважаемым Особым советом решениях. Разумеется, в приватной обстановке. Я предлагаю ресторан под интригующим названием…

– Говорите здесь, – бесцеремонно перебил Голицын, попутно подивившись, каким образом только что принятое решение успело долететь до ушей этого… набриолиненного. – У меня решительно нет времени расхаживать по ресторанам. Только покороче, самую суть.

Моисей Абрамович скорбно вздохнул и покосился на Покровского.

– У меня от Николая Николаевича секретов не имеется, – твёрдо заявил Виталий.

Гальдгоднер вновь огляделся по сторонам. Говорить в присутствии свидетеля ему явно не хотелось, но время поджимало, и он решился.

– Краем уха услышал о ваших поправках, явно несправедливых в отношении обладателей крупного капитала. Согласно вашего плана…

– Ещё короче, – потребовал Виталий.

– Да, разумеется. Я просто хотел бы предупредить, что в таких условиях частные банки не смогут работать. Следовательно, рухнет вся банковская система, а сие чревато для экономики всей страны.

– Чем же?

– Ну как. Вы даже не включили банкиров и прочих финансистов в льготную категорию, куда попали владельцы фабрик и заводов. Получается, мы приравнены к обычным обывателям с правом размена на золото всего тысячи нынешних рублей. По сути, вы оными мерами объявляете нам вотум недоверия. А ведь именно мы предоставляли и собираемся предоставлять кредиты видным фабрикантам. Без нас им не подняться на ноги. А без них, соответственно, и государству, кое мы всячески поддерживаем.

– Ну да, ну да, – согласился Виталий. – Только, на мой взгляд, финансисты поддерживают государство точно так же, как верёвка поддерживает повешенного.

– Но, в конце концов, и нам надо как-то жить! – возмутился банкир.

– Не вижу необходимости, – отрезал Голицын, вводя Гальдгоднера в лёгкий ступор. – Что же касаемо фабрикантов, то их поддержат государственные банки. В том числе и те, кои обязаны кредитовать владельцев предприятий. И поверьте, им мы рухнуть не дадим.

– Они нерасторопны, – поморщился Гальдгоднер. – Иное дело – частные.

– Дерущие безбожные проценты, – не выдержав, встрял Покровский. – А фабриканты их позже выжимают из государства, отчего российское оружие обходится казне втрое, а то и впятеро дороже иностранного, невзирая на стоимость доставки последнего.

– Разумеется, наш процент действительно немножечко выше. Зато мы всегда готовы прийти на помощь предприимчивым людям без всякого рода бюрократических проволочек.

– Микрокредиты, – вкрадчиво пропел Виталий. – Как же, как же, наслышаны про эту породу кровососов.

– Не знаю, о чём вы, и вообще я не кровосос, – позволил себе оскорбиться Моисей. Но оскорбился самую малость, чтоб не пострадало дело. И, взяв себя в руки, продолжил обычным тоном. – Посему хотелось бы попросить о принятии именно для банков некой небольшой оговорки, выделив их в особую категорию. А уж мы бы, – он понизил голос, – за благодарностью не постояли. И… господина Покровского тоже не обидели бы, – склонил он голову в его сторону.

– По законам военного времени лицо, оскорбившее офицера, подлежит суду, – равнодушно сказал Голицын.

– Не понял? – вытянулось лицо прилизанного человечка.

– Так ведь ты меня, паскуда, в сговор втягиваешь, с целью создания мошеннической аферы, могущей принести значительный ущерб моей родине и моему государю, которым я поклялся в верности, – ласково пояснил Голицын. – Опять не понял? Ну, тогда я по-простому, – он глубоко вздохнул и рявкнул: – Ты, гад, предложенным откатом меня, офицера, унизил, на одну доску с какими-то погаными чиновными крысами поставив! А посему дуэль! Нынче же!

– Я не дворянин, – жалобно пискнул Моисей.

– Ну до чего ж мне не везет, – скорбно простонал Виталий. – Опять не из благородных. Ну… тогда я тебе попросту набью морду, – зловеще пообещал он.

Человечек отпрянул, рванулся обратно к двери, второпях споткнулся обо что-то и растянулся на полу.

– Да не боись, – добродушно успокоил его Голицын.

– Я имел в виду – при следующей встрече. А пока спасибо за напоминание, – он повернулся к Покровскому.

– Про коммерческие банки мы действительно забыли, Николай Николаевич, а напрасно. Тем более, отблагодарить обещают. Давайте-ка и впрямь выставим для них особые условия обмена. Скажем, один к ста.

– За что?! – охнул Гальдгоднер, почти поднявшийся с пола, но от услышанного так и застывший на четвереньках.

– Скорее, почему, – поправил его Виталий. – Поясняю. В столь тяжкое для страны время каждый человек должен чем-то пожертвовать для её блага. Одни – кровью и жизнью, а у таких как вы вклад иной – деньги. Впрочем, – он задумчиво посмотрел на банкира. – А ведь вы с Россией-матушкой вполне можете рассчитаться иначе. Сдаётся, возраст у вас вполне подходящий, здоровье цветущее, и если вы встанете в солдатский строй…

– У меня грыжа! – завопил Моисей.

– Почём платили? – деловито осведомился Голицын.

– Дорого, поди? А главное – напрасно. Поскольку через три дня придётся пройти повторное обследование, и оно, уверен, развеет ваше беспокойство насчёт пошатнувшегося здоровья. Определим вас, с учётом необыкновенной пронырливости, в разведку – и вперёд, за солдатскими Егориями, рядовой Гадгоднер.

– Гальд… – робко пискнул банкир.

– Гальдом вы станете для меня, когда вернётесь с фронта. Если вернётесь, разумеется. Разведка – штука опасная, всякое может случиться. Но коль останетесь в живых, я вам по возвращении даже руку пожать не побрезгую, ей-богу. А пока Гад. Так… честнее.

– Вы… вы… антисемит! – вякнул