Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

Виталий строго погрозил ему пальцем:

– Вначале кредит. Лишь когда соответствующие бумаги будут подписаны, тогда и… поглядим, чем мы сможем вам помочь.

И англичанин понял, что вновь, в очередной раз за сегодняшний вечер, ошибся.

Какое уж там поражение?! Скорее, полный разгром!

Глава 16

Кому хлеб с маслом…

Вообще-то сумму кредита, равно как и количество золота, Голицын завысил, предполагая, что глава нации торгашей обязательно попытается подрезать требуемое. Значит, надо заранее иметь возможность уступить без ущерба для страны.

И Виталий уступал.

В конечном итоге английскому дипломату удалось сократить предоставляемый кредит до пятисот миллионов и увеличить процент до пяти. Последнее – чтоб никто, дескать, не заподозрил неладного.

Уступки в первоначально потребованном количестве золота оказались существеннее. Поначалу Голицын и здесь упирался – даёшь половину кредита, и баста. Учитывая, что вместе с общей суммой количество золота автоматически уменьшалось, уступать далее было и впрямь нельзя. Но Бьюкенен со слезами на глазах умолял подрезать непомерные требования.

– Вдумайтесь сами – вы требуете нереального. Откуда королю взять почти сорок тысяч центнеров[25]?! – плачущим голосом умолял он. – Золотой запас всей Англии вдвое меньше!

Виталий прикинул, но иное. Судя по упорству посла, как знать: не уступи ему сейчас – и вообще ничего не получишь. И он, скрепя сердце, скостил вначале до ста пятидесяти, а в конечном итоге – до ста миллионов фунтов стерлингов, но без учёта возврата русских золотых залогов. Они – само собой.

Мало того, согласился и на частичную их замену серебром. И впрямь тоскливо разгуливать по базару даже при наличии в кармане десятка червонцев. Сдачи-то у продавцов нет. Ещё пару лет назад все серебряные монеты исчезли, и правительству пришлось печатать денежные марки: по пять копеек, по десять и так далее.

Да, скорее всего, едва начнётся обмен казначейских билетов на золотые монеты, серебро всплывёт, извлечённое предусмотрительными жителями из носков, кубышек, банок и прочих укромных мест. Но не в том количестве – далеко не все хозяева захоронок в настоящее время живы.

– И последнее, – придержал Голицына за руку Бьюкенен, едва завершилась официальная церемония подписания всех бумаг. – Помнится, вы обещали мне кое-что ещё. Имя.

– Ах да, – спохватился Виталий.

Он и впрямь посулил дипломату назвать предателя, выдавшего сокровенные королевские тайны. Пожалуйста, не жалко. И он с лёгким сердцем сдал его, честно ответив послу:

– Он представился мне… Интернетом. Фамилии не назвал.

– И как сие трактовать? – озадачился Бьюкенен. – «Общая сеть» или «Между сетями»? – Он с подозрением воззрился на Голицына, протянув: – Странное имя, не находите?

– Думаю, обычный псевдоним, – пожал тот плечами. – А впрочем, я в вашем тарабарском языке, на котором пишут Ливерпуль, а читают Манчестер, – круглый ноль, посему вам не помощник. Могу лишь сказать, что познакомился с ним год назад в Подмосковье.

– Но как он выглядит?

– Вряд ли вам это что-то даст, поскольку он всякий раз разительно менял свой облик. Остальные приметы вам тоже ничего не скажут – всё усреднённое. Словом, ищите.

И посол понял, что русский варвар в очередной раз его бессовестно надул.

– Будьте уверены, Англия и её король не забудут ваших трудов на благо общей победы, – сухо поблагодарил Бьюкенен на прощание и, не удержавшись, многозначительно добавил: – Англия ничего не забывает.

Звучало весьма похоже на угрозу. Впрочем, не придерёшься.

Однако покидал дипломат Голицына обнадёженным: переправка немецких дивизий с Восточного фронта на Западный приостановится. Точнее, именно этого светлейший князь не обещал, но твёрдо заверил, что в ближайшее время ряд чехословацких и русских полков подойдут вплотную к позициям, занимаемым германскими войсками, намекая на грядущее наступление.

Бьюкенен не ведал, что и тут его ждёт разочарование, поскольку, наряду со своим обещанием английскому послу, Голицын тайно отправил к Виттельсбаху сообщение. В нём говорилось: «От запаха еды сытым не будешь, от звона монет денег в кармане не прибавится, от грохота пушек война не начнётся. Слова некоего большевика по-прежнему в силе». Но успокоил генерал-фельдмаршала даже не столько сам текст, сколько оригинальная подпись, скопированная с высшего ордена баварских королей: «IN TRAU VAST» – «Стойкий в верности».

А потому тревога Виттельсбаха слегка улеглась. Нет, ответные меры по дополнительному укреплению оборонительных позиций своих войск он на всякий случай принял, но бить во все колокола и бомбить Берлин паническими телеграммами не стал. Равно как и мешать дальнейшей погрузке своих дивизий для отправки на Западный фронт.

Как позднее выяснилось – абсолютно правильно.

Но главные заботы Голицына состояли в ином. Из-за опасений, что кредит вообще сорвётся, он вытянул из англичан гораздо меньше золота, нежели рассчитывал. Теперь с обменом получалось не впритык, а с недостачей. И вновь всплыл извечный вопрос, как в повести Чернышевского.

Вспомнив про обещание Лаймы, Виталий поплёлся к ней. Вдруг и впрямь чего надумала? Хотя особых надежд не питал. Незаконченное экономическое – звучит весомо, но в институте больше теория, а здесь вопрос сугубо практический.

Однако после разговора с нею его настроение поднялось. И на заседании Совета, состоявшемся через день после оформления бумаг по предоставлению кредита, Голицын с довольной улыбкой заявил, что касаемо оздоровления финансов всё в порядке.

Разве условия предстоящего обмена придётся чуть изменить. Сейчас от дороговизны продуктов и их нехватки страдает в первую очередь население городов, особенно крупных. В тех же Москве и Питере прежний рубль, судя по ценам, стоит не более пяти прежних довоенных копеек.

– Даже меньше, – встрял Покровский, – Мука ржаная с пяти копеек за фунт до трёх рублей подорожала, стало быть, в шестьдесят раз, пшеничная – в пятьдесят с лишним, стоимость фунта риса в тридцать два раза выросла, а мешок картофеля и вовсе с одного рубля до восьмидесяти подскочил. После въезда государя в столицу цены, разумеется, опустились, и существенно, но…

Голицын кивнул и продолжил. Дескать, в таком случае для них, равно как и прочих городов соотношение один к десяти окажется благом. Посему ничего страшного, если оное счастье окажется слегка урезанным – в первый год при обмене выдача будет ограничена. Не свыше ста новых империалов на человека, вне зависимости, кто он – мещанин, рабочий, купец или фабрикант. Жалование госслужащим не в счёт – оно само собой.

Объяснение для народа простое: золота завались, но начеканить из него миллионы золотых монет – весьма долгая задача. Посему для желающих приобрести сверх положенного обменный курс при выдаче второй сотни окажется завышен вдвое, при выдаче третьей – втрое, и так далее. Зато на второй год