Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

сторонников в Совете достаточно велико, чтобы её речи остались гласом вопиющего в пустыне.

– Вот уж не знал, что светлейший князь является ярым англофобом, – кисло заметил Бьюкенен.

– Скорее, заядлым русофилом, – поправил Голицын. – А ещё – истинным славянином, чья простая бесхитростная душа пришла в негодование, узнав о таком беспримерном предательстве.

– Не такое уж оно великое, – пробормотал Бьюкенен.

– Предательство либо есть, либо – нет. Посему, на мой взгляд, мелких предательств вообще не бывает, – жестко парировал Голицын.

– Но такая огласка противу всяких правил, и государи так никогда не поступают друг с другом, – вырвалось у дипломата.

– В каком смысле «не поступают»? – невозмутимо уточнил Виталий. – Не предают или не разглашают сведений о совершённом против них предательстве?

– Не разглашают, – нехотя выдавил сквозь зубы посол.

– А у нас народ советует всегда и везде платить той же монетой, – пожал плечами Голицын. – «Как аукнется, так и откликнется» – слыхали, наверное? А ещё «с волками жить – по волчьи выть». Кроме того, пока тайна остается тайной, и у вашего короля имеется шанс сохранить своё иудство в секрете. Вот если он откажет в кредите, тогда…

– Но поверьте, у его величества тоже изрядные трудности с финансами, и вести речь о названной вами сумме просто несерьёзно, – попытался побарахтаться Бьюкенен. – Вдобавок половина в золоте. Такого огромного количества не найти во всей Англии. А приказать Франции он и вовсе бессилен. Она – свободная страна, и вправе поступать, как ей угодно!

– Свободная лишь де-юре, – бесцеремонно оборвал его Голицын. – А де-факто она уже давным-давно подобна послушной кобре, танцующей под незатейливую мелодию дудочки, на которой играет английский факир. Особенно сейчас, когда немцы в полусотне вёрст от Парижа. Так что если король хорошенечко цыкнет, французы вмиг подожмут хвосты. И вообще…

Виталий мстительно усмехнулся и почти слово в слово процитировал самого англичанина, постаравшись скопировать и его тон – этакий холодно-надменный.

– Я сочувствую сложному положению вашего государя, однако помочь не в силах. Проблема и впрямь тяжела, но решать её со своими банкирами, равно как и с французским правительством, придётся ему самому.

– Но где ему взять столько золота?! – взвыл дипломат.

– Извольте, подскажу, – пожал плечами Голицын. – К примеру, в своё время Россия в качестве залога под обеспечение кредитов передала Англии изрядное количество оного, приобретя на него казначейские обязательства вашего правительства. Время их выкупа пока не настало, но король в силах нажать на казначейство и досрочно вернуть его нам, заявив о безграничном доверии своей верной союзнице. Учитывая, что нашего золота скопилось в ваших хранилищах на сумму более шестидесяти миллионов фунтов стерлингов, это почти четверть необходимого нам количества.

– Ах, вот вы чего добиваетесь, – приободрился Бьюкенен.

– Ошибаетесь, – решительно отверг его догадку Голицын. – Я просто подсказываю, откуда взять часть золота. Разумеется, оно не войдёт в сумму кредита, поскольку и без того российское. Тем не менее, вернув его, вы вправе занизить наши «золотые» пожелания. Итого: с вас шестьсот миллионов, из них, помимо возврата русских залогов, всего двести сорок – в благородном металле.

– Но…

– Никаких «но», – грубо оборвал Голицын посла. – Вопрос стоит: или – или. Либо король предоставляет кредит на указанных условиях, либо прочитанный вами Указ будет принят на Совете и опубликован.

– Я хочу сам встретиться с императором, – заявил Бьюкенен.

Сей ход со стороны дипломата Виталий предвидел. Разумеется, позволять такую встречу чревато. Но и препятствовать ей неразумно. Тогда тот вмиг заподозрит, будто дело нечисто.

– Да ради бога! – улыбнулся он. – Но боюсь, одно напоминание, чей представитель желает с ним увидеться, вызовет в Алексее Николаевиче целую бурю эмоций. Притом весьма негативных. Согласитесь, по молодости мы чаще думаем сердцем, а оно не терпит фальши, тем паче предательства. И мне уже навряд ли удастся воспрепятствовать его реакции, крайне нежелательной для вашего короля и страны в целом. Словом, встречайтесь с государем хоть завтра, но предупреждаю: в таком случае я умываю руки. Кстати, в наши с царём планы, с реализацией которых я упросил его повременить, входит не только широкая публикация оного указа.

– А что ещё?

– Он хочет созвать специальную пресс-конференцию для всех журналистов, включая иностранных. Надо же подробно рассказать, чем вызван столь резкий демарш. На ней его императорское величество собирается вручить каждому репортёру по две фотографии. На первой – оба государя, удивительно похожих друг на друга, чтоб никто не усомнился в их весьма близком родстве. Вторая – с изображением распятого Николая Александровича. Эдакий наглядный итог предательства.

Бьюкенен побледнел. Положение было, выражаясь дипломатическим языком, нетерпимым. То есть неизвестно, что с ним делать и потому приходилось терпеть.

А Голицын невозмутимо продолжал:

– Само собой, в ходе общения с журналистами мы распишем все подробности столь красочно, что мало вашему Георгу не покажется. Полагаю, догадываетесь, к чему оно приведёт? Сдаётся, оная пресс-конференция станет даже не стручком, а целым пучком жгучего перца, который окажется в заднице у вашего королька. Думаю, уже спустя пару дней после неё он поймёт, какую дурость допустил в угоду своей непомерной жадности, но исправить ситуацию уже не сможет, поздно. Сейчас же у него ещё есть шанс. Так что решим?

– Предупреждаю, от столь опрометчивых действий репутация Алексея сильно пострадает, – многозначительно заметил посол. – В том числе и внутри вашей страны. А так как ныне его положение остаётся весьма шатким…

– Да бросьте вы тень на плетень наводить! – перебил Голицын. – На мой взгляд, всё наоборот. Поверьте, люди прекрасно поймут причину поведения государя. Более того – горячо одобрят. Месть за родителей – святое! Да и с Библией не расходится. Око за око, кровь за кровь, смерть за смерть – заповедал создатель.

– Христос говорил нечто иное и как бы не противоположное.

– Так ведь бог-отец постарше сынишки, стало быть, поавторитетнее, – цинично заметил Виталий. – А кроме того, одно другому не мешает. Сначала воздадим, а затем, так и быть, простим. Кстати, отношение к вашей стране у нашего народа давно изменилось. И поверьте, далеко не в лучшую сторону. Посему, узнав о прилюдно отвешенной звонкой пощёчине королю Георгу, люди лишь поаплодируют царю. Говоря торгашеским языком, к которому привыкла Англия, курс акций юного императора на российской народной бирже вырастет вдвое.

– Я в этом сомневаюсь.

– Согласен. Скорее втрое или вчетверо. Но я по минимуму. А ведь ко всему сказанному мы добавим душещипательный рассказ про некое слёзное письмо, кое Александра Фёдоровна исхитрилась отправить Георгу из Тобольска. Что предпринял король на призыв помочь? Да ничего.

– Наверное, он его не получил, – осторожно предположил дипломат.

– Увы, не выходит. У нас имеются копия и доказательства отправки оригинала из Петрограда