Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

правды нет, – и, терпеливо дождавшись, когда Бьюкенен вновь усядется в кресло, продолжал: – Вы и впрямь полагаете отделаться пустыми отговорками?

– А чего ещё вы хотите? – искренне удивился посол и, не удержавшись, укоризненно заметил: – Полагаю, любой другой на вашем месте был бы счастлив, услышав, пусть устное и приватное, но тем не менее признание в гм… гм… допущенных недоразумениях от посла столь могущественной страны, как Англия. И возликовать, услышав твёрдое обещание пойти навстречу в… разъяснении неких щекотливых вопросов.

– Ну-у, за счастье и безмерное ликование мы с вами в другой раз потолкуем. Касаемо пойти навстречу в поиске виновников… Да мы и не просили – нам-то они давно известны. А вот чего я хочу… – задумчиво протянул Виталий. – Что ж, не стану ходить вокруг да около, подобно голодной собаке возле жирной свиной ляжки, а скажу напрямик, – заявил он, продолжая пребывать в маске прямого и циничного грубияна-солдата. – Посол Франции, набравшись наглости, успел трижды намекнуть нам о недопустимой затяжке с выплатой процентов по предыдущим кредитам. Они согласны дать России отсрочку, но при условии… Впрочем, вы эти требования огласили.

– И вполне справедливые, – вставил дипломат.

– Спорный вопрос, но сейчас речь не о том. Итак, скажу откровенно. В настоящий момент для нас слишком опасно провоцировать Германию, тем самым преждевременно вызывая огонь на себя. Более того, рискованно делать это и после взятия Петрограда. Тем не менее, мы можем пойти на демонстрацию некоторой наступательной активности. Разумеется, не сразу и в разумных пределах, ограниченных нашими реальными возможностями.

Дипломат открыл было рот, желая уточнить насчёт пределов, но Голицын повелительно выставил руку вперёд, давая понять, что он ещё не закончил говорить, и продолжал:

– Ограниченных, поскольку сейчас главной опасностью для России является большевизм, ибо он подобен гангрене. Если тщательно не очистить тело от заражённых частей – пиши пропало. В то же время моя страна не в силах начать выплату своих задолженностей и процентов по кредитам. Неоткуда взять. Увы, ей самой позарез нужны деньги. Много денег, дабы насытить внутренний рынок товарами. Причём в золоте, иначе инфляцию не погасить, и оздоровление экономики затянется. Сие чревато.

– Я сочувствую сложному положению вашего государя, однако помочь не в силах, – развёл руками дипломат, не успевший отойти от непростительного со стороны русского варвара хамства и торжествуя в душе, что наконец-то может унизить собеседника холодным отказом. Тем более, тот вроде и сам уже пошёл на попятную. – Проблемы и впрямь тяжелы, но решать их с французским правительством придётся самому Алексею Николаевичу.

– Не торопитесь с ответом, – остановил его Голицын. – Лично вы действительно помочь не в силах. Зато, если ваш король объявит, что станет нашим гарантом, французы угомонятся и предоставят отсрочку. Скажем, лет на пять. Аналогично поступят и английские дельцы. Кроме того, мы хотим срочно получить новый кредит, притом именно в вашей стране.

– Боюсь, банкиры Сити при одном упоминании России о новом займе скривятся, как от зубной боли, и наотрез откажут, – злорадно выпалил посол.

– Потому мы и не собираемся обращаться к ним. Люди наживы, забыв о боге молятся исключительно мамоне, то бишь фунту стерлингов, и трясутся за каждый фартинг[19]. Не поймут-с. Опять-таки, новый займ для них чертовски невыгоден, ибо он нам необходим большой, не менее шестисот миллионов фунтов стерлингов.

Цифры в рублях звучали бы куда солиднее, ибо фунт стоил десять рублей, причем довоенных. Но потому-то Виталий и решил в разговоре оперировать английской валютой. Её количество звучало не столь увесисто. Да и новый кредит оказывался не многомиллиардный.

– Помимо этого, новый заём должен быть долгосрочный, лет на двадцать, притом на льготных условиях. Скажем, под два процента годовых.

– Что?! – вытаращил глаза Бьюкенен, глядя на Голицына, как на сумасшедшего.

– Да-да, вы не ослышались, – невозмутимо произнес тот. – Полагаю, деньги на таких условиях наш император сможет получить исключительно у горячо любящих его родственников, например, у своего двоюродного дяди – короля Великобритании.

– Да вы с ума сошли!

– Ну отчего же? Как меня проконсультировали компетентные лица, в совокупности ваш Георг в силах найти, если ему очень приспичит, до полутора миллиардов. Я имею в виду, если полностью распродаст свое имущество, включая дворцы, предприятия, акции и присовокупит к ним драгоценности, картины и прочее музейное барахлишко. Одна коллекция его почтовых марок потянет на о-го-го какую сумму. А уж найти шестьсот миллионов для него раз плюнуть. В конце концов, пусть сам перезаймёт. Думаю, ему ваши банкиры не откажут. Но минимум половина кредита нам непременно нужна золотом, дабы нормализовать свою экономику.

– Если вы всерьёз полагаете, будто я передам вашу неуместную шутку его величеству, то глубоко заблуждаетесь, – зло оскалился посол, отчего его лицо стало походить на морду рассерженного бульдога.

– Вы не дослушали, – холодно осадил его Виталий. – Присланную вашим королём в адрес Алексея II и его сестёр телеграмму с сообщением о его скорби по погибшему родственнику я уподобляю крокодиловым слезам. Те тоже плачут, пожирая свою добычу. И вообще слова без дела пусты, как бочонок пива после бурной попойки, а лицемерные соболезнования есть медь звенящая и кимвал бряцающий[20].

– Вы это к чему?

– Я уже сказал, но готов повториться. Лишь предоставление России долгосрочного займа на указанных мною условиях действительно послужит в глазах нашего государя практическим доказательством искреннего раскаяния от содеянного королём гнусного предательства. Тогда я обязуюсь уговорить Алексея Николаевича предать иудство своего двоюродного дяди вечному забвению. И наша с вами искренняя и бескорыстная дружба немедленно возобновится. В точности согласно названию военного союза наших стран: Антанте кордиаль, то бишь сердечное согласие. Ну а при отказе Георга в кредите сей документ, – он многозначительно постучал по красной папке, в которой находился указ, – будет не просто утверждён на Регентском совете, но и получит самую широкую огласку…

– Я не думаю, что Совет одобрит…

– А зря не думаете, – бесцеремонно перебил Голицын. – Уверяю вас, непременно одобрит.

– И его председательница, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна? Судя по её дружбе со своей сестрой, матерью Георга, она непременно откликнется на её мольбу и…

– Нет! – отрезал Виталий. – Первый порыв у любого человека самый искренний, ибо является голосом сердца. Вдовствующая императрица не исключение и услышав столь ошеломительную новость, её реакция будет однозначной. Тем паче, что сердечная рана от потери первенца у неё слишком свежа и не успела зарубцеваться. В приватной беседе со мной она твёрдо сказала: «Всех виновных в гибели моего дорогого Ники, включая косвенных, надлежит наказать самым беспощадным образом». Подчёркиваю: всех. Кроме того, если она и выступит против, толку с того? Число моих