Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

– Фабриканты от такой затяжки непременно возмутятся. Про крупных заводчиков вообще молчу, – резко возразил Николай Николаевич Покровский. – Кому ж тогда производство восстанавливать?

– А чтобы не возмущались, – улыбнулся Голицын, – мы поначалу поможем им выплачивать зарплату рабочим тоже золотом. Кстати, получится дополнительный стимул для срочного налаживания и запуска предприятий. Помимо этого можно предложить населению выгодный вариант. Они сдают свои бумажные деньги в госбанк, причём в неограниченном количестве, под пять процентов годовых. Через пять лет им вернут их обратно и, буде у них возникнет странное желание взять всё золотом, выплатят всю сумму вместе с процентами, исходя из обычного обменного курса.

– Но отчего вы называете желание получить золото странным?

– Оттого, что к тому времени доверие к бумажным деньгам давно восстановится. Следовательно, обыватель предпочтёт иметь в кармане не тяжёлую кучу империалов, а куда более лёгкие бумажки в виде казначейских билетов, обеспеченных золотом. Как в довоенное время.

– А позвольте спросить, для чего сии изменения? – недоуменно спросил Покровский.

– Для того, чтобы, во-первых, иметь возможность выполнить взятые на себя обязательства перед гражданами страны и не замораживать купленные ими облигации внутренних займов, но беспрепятственно обменивать их на золото. Причём по тому же курсу: один к десяти. Истинных патриотов России надлежит поощрять, господа.

– А во-вторых?

– Сделать льготный обменный курс для крестьян – один к пяти, поскольку в глубинке цены выросли не столь круто. Кроме того, государь и его правительство благодаря такому шагу сохранят лояльность деревни. И не просто сохранят, но и получат продовольствие для оголодавших городов, ибо заниженный курс будет предложен исключительно тем, кто сдаст продналог. Остальным, кто не сможет осуществить сдачу зерна в полном объёме, обменяем деньги на золото в процентном отношении от выполнения ими своих налоговых обязательств. А кто, вдобавок к продналогу, сыщет к продаже излишки, также получит за них империалы.

– Полагаю, в таком случае наиболее хитрые горожане ринутся в деревни, – предположил Покровский. – Договориться с сельскими жителями за определённую сумму обменять их кредитные билеты на золото по льготному курсу – чего проще.

– Не ринутся, – отрезал Голицын. – Учитывая, что у крестьян не может быть на руках крупных сумм, льготы по обмену мы для села тоже ограничим. Скажем, до ста новых рублей. Это помимо оплаты за зерно.

Предусмотрел он и возможные попытки деревенских жителей как-то схимичить, мастерски парируя возражения членов Совета. Сказывалось мышление жителя XXI века, съевшего собаку в хитроумных попытках обойти законы государства. Поэтому нынешние наивные потуги предсказать будущее жульничество он разрушал на раз, указывая контрходы правительства в виде ряда оговорок и примечаний к указу.

А чтобы вселить в народ дополнительную уверенность в платежеспособности новых бумажных банкнот, Виталий предложил в ближайшие пять лет взимать с граждан любые налоги или выплату кредитов именно ими. Притом в размере не менее половины общей суммы. Больше – пожалуйста, хоть всю, но меньше, только золотыми империалами, нельзя. Иди, господин хороший, и меняй в банке половину монет на соответствующую купюру.

– И всё равно не уложимся, – не унимался Покровский. – По сто рублей – и впрямь немного, но у нас вся Русь – деревня. Они числом возьмут.

– Уложимся, – твёрдо ответил Виталий, – поскольку у меня имеется ещё одно дополнение. Настоятельно рекомендовать Регентскому совету обменивать на золото исключительно царские кредитные билеты, – и, повысив голос, дабы все смогли услышать концовку, добавил: – Притом выпущенные только во время правления батюшки нынешнего государя, то есть по февраль семнадцатого года включительно.

Огласив это, он с благодарностью вспомнил Лайму. Все её оговорки оказались дельными, но последнее предложение относительно сокращения общего объёма денег, подлежащего обмену, Голицын счёл гениальным.

Ещё бы! Ведь разговоры в Совете до сего дня велись о погашении тридцати миллиардов. А вдобавок внутренние займы. Это ещё пять, не меньше. Итого: три с половиной миллиарда новых рублей.

Но количество выпущенных при Николае кредитных билетов составляло примерно десять миллиардов… То есть долой сразу два десятка. Это ж какая экономия получается!

Правда, поначалу, едва услыхав о такой мере, Голицын усомнился – не слишком ли круто?

– То ты о популярности Алексея печёшься, а здесь…

– Потому и предлагаю, – пожала плечами Лайма. – В таких случаях на Руси всегда возникает вопрос: «Кто виноват?». А ответ на поверхности: честно расплачивается за своего батюшку, пусть и не сразу, юный император, а деньги-фантики наплодили сместившие Николая Александровича, как ты любишь говорить, дерьмократы из Временного правительства. Да ещё большевики. Против них и будет направлена основная волна народного гнева. И такое отношение к ним людей, – она многозначительно улыбнулась, – обязательно скажется на результатах будущего референдума. Я имею в виду: быть России конституционной монархией или республикой.

– Думаешь?

– Убеждена. Народ ведь как станет рассуждать. Болтуны-демократы снова выпустят кучу новых бумажек, а страну опять развалят. И зачем нам такая республика, если в конце концов останемся без копейки и всё равно придётся заново выбирать царя? Причём скорее всего – того же Алексея, поскольку он проверен в деле. А государь, придя к власти, опять откажется считать бумажки этих либералов за деньги. Так чего проще – сразу оставить его у власти, и дело с концом.

…В зале меж тем продолжалось неумолчное гудение, вызванное последними словами Виталия. И голоса по большей части выражали неодобрение. Общее мнение выразил всё тот же Покровский, правда, в деликатной форме. Дескать, если не поменять деньги полностью, популярность юного монарха и его правительства опустится до критического уровня.

– А я считаю, что простой народ очень хорошо поймёт нежелание государя расплачиваться за грехи людей, по сути, свергнувших его отца, – холодно возразил Голицын.

И добавил, что помимо колоссальной выгоды, это станет отменным уроком на будущее – пусть народ заранее знает, во сколько им обойдётся новая смена власти. К тому же промышленников, поставлявших в семнадцатом оружие и боеприпасы, оно не коснётся. Стоимость выпущенной ими при временном правительстве продукции будет оценена по справедливости и честно обменена на те же империалы, пусть и не сразу. Но прочие бумажки надлежит оставить людям.

И он, ехидно ухмыльнувшись, съязвил:

– Так сказать, на добрую светлую память о семнадцатом годе и господах временщиках, ухитрившихся их наплодить в превеликом множестве. Для особо забывчивых. Глядишь, ума поприбавится.

– Иисус заповедал прощать своих врагов, – отчётливо произнёс кто-то из первого ряда.

Голицын хмыкнул:

– Кто бы спорил. Но ни в одном евангелии я не встречал завета Христа оплачивать вражеские ошибки. И всё на этом, – отрезал он. – Прошу голосовать. Или есть ещё вопросы? Нет? Тогда кто «за»?

Голосовали неохотно, но и не поднять руки отчего-то