Макото Синкай. Чувственные миры гениального японского аниматора - Алексис Молина

Когда Судзумэ впервые приезжает в Токио, зритель видит характерную для Синкая сцену – открытие столицы. Ключевой момент в жизни его героев, который чаще всего проходит болезненно. Вспомним Хироки, раздавленного одиночеством, и Ходаку, неподвижно стоящего в Сибуе, и Мицуху, потерявшуюся в городе, хотя в ее случае боль не так остра. У Судзумэ опыт иной. У девушки есть проводник в лице Соты. Голос, который ведет ее от платформы вокзала, куда она прибыла, к квартире, где она может укрыться. Она идет по городу путем, знакомым юноше. Место, где она поселилась, – его квартирка. Она ходит по городу в его ботинках. Его дедушку она навещает в больнице. Его друга она берет с собой на поиски. Опыт Соты в столице – это компас, который направляет Судзумэ и помогает ей не чувствовать себя в городе чужой. Это неожиданное новшество в творчестве Синкая, позволяющее предположить, что в последнем его фильме потеря рассматривается не в апокалиптическом, а, напротив, в катарсическом ключе.

Монстры, угрожающие уничтожить каждый город, через который проходит Судзумэ, не наделены никакой волей и не одержимы злым умыслом. Они просто существуют. В этом не оставляет сомнений то, как Синкай с командой оживили этих тварей: водянистые, газообразные или с текстурой, напоминающей землю, грязь или лед, они всегда относятся к стихийным, бессознательным и животным формам. Черви – воплощение хаоса без воли и смысла. А вот Дайдзин и Садайдзин – это не просто злые (на первый взгляд) божества, а трикстеры. Озорные небожители, проказники, никак не связанные с понятиями добра или зла. Да, Дайдзин превращает Соту в стул, а Садайдзин заставляет тетю Судзумэ Тамаки говорить самые ужасные вещи, но именно они в самый важный момент фильма жертвуют собой и становятся краеугольными камнями, сдерживающими стихию, чтобы защитить Судзумэ и других людей. В жертве, которую они приносят вечности, есть прекрасная реверсия использования сакрального, которое в картине становится защитной силой, способной погасить огонь, разрушающий мир. Но главное, что нам дарит фильм, это мысль о том, что боль, причиненная нам событиями, людьми и даже божествами, может уняться. Что пламени суждено потухнуть.

Во время секции вопросов и ответов после предпремьерного показа «Судзумэ» в Grand Rex Синкай говорил о неизменности образов катастрофы, несмотря на непостоянство жизни. Для него эта идея очень важна, и говорит о ней режиссер чуть ли не каждое интервью. Спустя более десяти лет с момента катастрофы японские художники пытаются осмыслить ее, изобразить и прогнать с помощью фильмов, книг и других произведений. И «Судзумэ» от этой тенденции не отстает. Мир за дверью – «постфукусимский». Там руины, перевернутые лодки, сгоревшие здания. И любимый человек – вне досягаемости, на вершине горы. Но именно в этом разрушенном мире главная героиня вспоминает свою историю и воскрешает в памяти город до его разрушения. Такой визуальный прием уже использовался в токийском эпизоде, незадолго до краха червя. Синкай в серии быстрых кадров инсценировал все повседневные моменты, которые вот-вот исчезнут, и жизнь будет стерта. Попав в вечность, Судзумэ обращается в эмоциям и голосам потерянных жизней, и все они связаны со словом «итекимасу», которое означает прощание и обещание возвратиться, пройти через дверь своего дома в другом направлении. Это обещание не сдержали жертвы 11 марта 2011.

Два эпизода – из Токио и вечности – нужно рассматривать в связке. В первом показано чудо повседневной жизни, продолжающейся несмотря на угрозу разрушения. Во втором чуда не произошло. В этом заключается смысл «Судзумэ» и его катарсическая ценность. Фильм показывает реальную катастрофу и рассказывает историю персонажей, которых она разрушила. Но еще мы благодаря этой картине знаем, что было стерто и что должно было стоять на месте руин. Отображая Судзумэ, внимающую голосам прошлого, Синкай достигает вершины творчества. Огонь вечного мира становится пожаром, пожирающим героиню изнутри, а разыгрывающаяся национальная драма, связанная с разрушением страны, превращается в драму внутреннюю, причем завершение одной становится завершением и другой. Неудивительно, что, имея дело с катастрофой, девушка сталкивается с младшей версией себя, которую мы видели в начале, – с испуганной девочкой, ищущей маму. Судзумэ знакомится с ней, представляется как «Судзумэ завтрашнего дня» и говорит: «Даже если тебе сейчас грустно, ты вырастешь. […] Ты будешь счастлива». Это обещание похоже на неизбежное пророчество. Судзумэ завтрашнего дня благодаря этой встрече освобождается от скорби, которую она оставляет позади, покинув вечный мир. Прислушиваясь к голосам прошлого, девушка спасает и себя, и ту, кем она когда-то была. А сама сцена исцеления и спасения точно разобьет ваше сердце: детская версия путает Судзумэ с матерью. Матерью, которой она не является, но от которой ей передастся память: например, стульчик, сопровождающий ее в путешествии по Японии. Это «правильная» скорбь, которая, как по добродетельному кругу, позволит завтрашней Судзумэ подарить младшей версии себя правильную вещь.

Как мы уже говорили в разделе о «Ловцах», самый важный образ в литературе мастера Мураками – это колодец. Одинокий спуск в демонические чертоги, в конце которого человек, рискнувший сойти вниз, становится богаче и сильнее. В «Судзумэ» колодец заменяют двери, через которые проходит девушка. Они – предмет повседневного обихода, место повторяющегося перехода между «домом» и миром, где каждый день слышны привычные выражения «itekimasu» [ «Я скоро вернусь»], «iterashai» [ «Еще увидимся»] и «okaeri» [ «Добро пожаловать домой»]. Двери также стали символом попытки, лежащей в основе фильма. Ранее мы говорили, что в мироощущении Судзумэ есть что-то невыразимое: весь фильм показывает, как девушка стремится узнать об этом больше. Вот почему для Судзумэ так важно отправиться в путешествие. Приключение позволяет ей вырваться из истории, которую невозможно рассказать, и найти близких, с которыми она может этим поделиться.

Когда она приезжает в дом своего детства в Тохоку, она находит среди разрушенного ландшафта только два предмета: телефонную антенну и дверь. Символы связи и общения. И именно об этом фильм и рассказывает. Есть жизнь после катастрофы. Жизнь, в которой Судзумэ, встретившись с Тикой, Руми и Томоей, становится не только свидетельницей, но и участницей. Завязывается дружба, рождаются и играют дети. Еще есть дороги, которые нужно пройти, побеги, которые нужно совершить, песни, которые нужно послушать и спеть. Судзумэ находится в центре всего этого: иногда она актриса, иногда зритель. Затмение в ее жизни не стало приговором. Она тоже может смеяться. Она тоже может играть. Она тоже может петь. Связь между ней и остальными не разорвана. Дверь не заперта. Вчерашняя Судзумэ, конечно, находится