И время остановилось - Кларисса Сабар

– В общих чертах. Надеюсь, ты сам все объяснишь.

Измотанный Антуан опустился на стул напротив Леандра.

– Я и не думал, что они вас потревожат, – извиняющимся тоном начал он.

– Обычная проверка. Твои документы подобрали на месте преступления. По тому адресу тебя не нашли, вот и явились ко мне как к мэру – знаю ли я такого-то. Ясное дело, я сказал, что едва-едва. Вроде поверили.

Антуан кивнул, его осунувшееся лицо было бледным. Аурелия собрала на стол хлеб, паштет, сыр и кусок каштанового пирога.

– Так что стряслось-то? – торопила она. – Ты и вправду прикончил офицера?

– Да не совсем так… Мы с одним парнем как раз младенца переправили, отдали людям из ОПД[51]. Тут подъезжает машина, из нее двое бошей – и встают неподалеку. Офицеру приспичило отлить. Вот идиот, да?

Леандр подпер рукой подбородок и жестом велел продолжать.

– Ну, Мишель и дал маху. У него в прошлом году в Шатобриане убили друзей-коммунистов. Он как увидал этого борова в чистеньком мундирчике – прямо зубами заскрипел, решил отомстить за своих.

– Твою мать! – выругался Леандр. – И ты ему позволил?

– Да я пытался ему помешать! – оправдываясь, воскликнул Антуан. – Только ведь ему всего восемнадцать, ни о чем не думает… Я и глазом моргнуть не успел, как он за пистолет – и в офицера пальнул, прямо в упор. А второй бош, который за рулем был, давай стрелять в ответ. Ну, мы бежать. Я со страху и не заметил, как бумажник из кармана выпал.

Минут через двадцать бешеной гонки он это понял, но возвращаться за бумажником было, конечно, поздно. Осознавая, что его будут искать, Антуан не рискнул ехать домой поездом. Мишель скрылся, а сам он два дня отсиживался в подвале, потом по амбарам, пробираясь ночью, окольными тропами, чтоб не напороться на патрули.

– Будто снова из Германии бегу, – закончил он, глядя на Аурелию.

– Спасибо хоть не больной на этот раз, – заметила та. – Зато ты опять в подполье. На ферму Перренов тебе теперь ходу нет, там засада. К тому же полиция наверняка сцапала твои листовки.

– Знаю, – вздохнул он. – Что ж, укроюсь у коммунистов, у них есть убежища.

Аурелия резко выпрямилась на стуле:

– Чтобы тебя там убили? Нет уж, спасибо! Твой Мишель наглядно показал, до чего доводит их безрассудство.

Леандр поддержал дочь. Никак нельзя было позволить Антуану увязнуть еще глубже.

– Комнатой прислуги со времен выброски никто не пользовался, – сказал он. – Вот там, наверху, теперь и будешь жить. Само собой, днем на улицу носа не высовывать.

– Я не могу подвести сеть! – запротестовал Антуан.

– Придется, парень. Хотя бы на время, пока бороду не отрастишь и я тебе новые документы не добуду… Ладно, хочешь – передам им весточку, – смягчился Леандр, видя, как тот скис.

– Буду очень признателен. Связаться с ними просто.

Аурелия ошеломленно слушала: Антуан объяснял отцу, что они с товарищами передают друг другу сведения через дупло в старом дереве на кладбище.

– Туда обычно инструкции и подкидываем.

Леандр одобрительно хмыкнул: ход хитрый. Что подозрительного в людях, зашедших на кладбище?

– Что ж, с этим решили, – подытожил он. – Теперь провожу тебя в комнату, тебе нужен отдых. Но, парень, имей в виду: хоть раз застану у дочери – вышвырну вон.

Видя, как у Антуана вытянулась физиономия, Аурелия прикусила губу, сдерживая смех, а затем пошла за чистым постельным бельем и одеялом. Шум разбудил Мари и Жюльена – те по очереди, сонные, показались на пороге мансарды. Обрадовавшись, что Антуан жив-здоров, они попросили его рассказать о своих злоключениях и о том, что в итоге было решено делать. Жюльен, верный своему неунывающему нраву, тут же принялся подтрунивать.

– Хочешь, одолжу тебе свою одежду? – поддел он, зная, как Антуан ненавидит эти модные тряпки. – В них-то тебя точно никто не узнает.

Антуан отвесил ему увесистый тычок – оба не удержались на ногах и с хохотом повалились на пол.

– Только посмотри на них! – фыркнула Мари, стоя рядом с Аурелией. – Ни в чем друг с другом не согласны, зато подурачиться вместе – это пожалуйста!

Час спустя, когда все угомонились, Аурелия неслышно проскользнула по лестнице, ведущей в мансарду. Одна мысль, что Антуан спит этажом выше, не давала ей усидеть в комнате. Она тихонько поскреблась в дверь, та тотчас же распахнулась.

Увидев Аурелию на пороге в одной ночной рубашке, Антуан, стоявший со свечой в руке, окинул ее пылающим взглядом. Аурелия, не дав ему сказать ни слова, впилась в его губы поцелуем. Он обхватил ее шею, прижал к себе. Пьянея, она целовала и целовала его, пока обоим не стало нечем дышать.

* * *

– Аурелия, – прошептал он, лаская ее сквозь тонкий батист ночной рубашки, – тебе лучше уйти. Не хочу, чтобы твой отец меня вышвырнул.

Девушка сдавленно хихикнула.

– Он не запрещал мне подниматься к тебе – только тебе заходить в мою спальню.

Антуан, не в силах противиться, вновь привлек ее к себе.

– Что ж, эта ночь – наша, – чуть осипшим голосом сказал он.

Они опять слились в поцелуе: языки сплетались в чувственном танце. Необходимость сдерживать стоны лишь распаляла желание. Торопливо скинув одежду, они рухнули на кровать и отдались вихрю страсти.

Чуть позже, устроив голову на плече у Антуана, Аурелия блаженно вздохнула: надо же, как мало порой нужно для счастья. Антуан, любовь всей ее жизни, целый и невредимый, – вот он, рядом. Война их не достанет, не возьмет. Приподнявшись, чтобы поцеловать Антуана в подбородок, она заметила пересекшую его лоб тревожную складку.

– Думаешь о том боше, которого пристрелил твой приятель? – спросила она.

– Да… То есть нет… В смысле, не совсем о нем, но в какой-то мере да, – отозвался он будто издалека. – Бешусь, что сижу тут связанный по рукам и ногам, а действовать нельзя.

– Это ненадолго. Ты жалеешь, что Мишель так поступил?

– Ни капли, – признался он. – Чем больше бошей перебьем, тем скорее до них дойдет, что раздавить нас не выйдет.

Аурелию передернуло.

– Но это ж не повод им уподобляться, – прошептала она. – Тот солдат вам ничего не сделал.

Антуан приподнялся на локте и сверкнул глазами.

– Мы никогда не сможем им «уподобиться». Поэтому мы и боремся с ними.

Аурелия через силу улыбнулась, но решимость во взгляде Антуана пугала. В этот миг она поняла, что он без колебаний примет смерть, отстаивая свободу, если такова будет цена. Ее Антуан был выкован из того же металла, что и истинные герои. Аурелия с тоской подумала: они с ним слишком разные, их любовь не выдержит испытания временем. Однако с того июльского вечера в 1939 году, когда она застала его купающимся в реке, между ними протянулась незримая, но крепкая нить. И следующий час Антуан самозабвенно доказывал это – с нежностью и страстью, на какие только был способен.

30

Хоть над их головами и висела угроза – Антуана разыскивали, – зима 1943 года тянулась медленно и без особых происшествий. От отца Аурелия узнала, что Шарль Тардье и впрямь работает на гестапо в Шатору. Там французские и немецкие агенты выявляли ячейки Сопротивления. Кто протолкнул его в нацистскую полицию, отец или дед, было неясно, зато все понимали – стоит ретивому юнцу получить побольше полномочий, как он тут же примется совать нос в шатийонские дела.

Леандр же, воспользовавшись серией концертов в Париже, занес в книжную лавку на улице Помп пачку писем для местного подполья. Ироничная инструкция гласила: подсунуть конверт в книгу Робера Бразийака[52], известного поклонника Третьего рейха. А вечером Леандр как ни в чем не бывало вышел на сцену – он выступал на благотворительном концерте в компании звезд первой величины. Вернувшись, он тут же попал под град вопросов Мари и Аурелии: правда ли, что обожаемая ими Эдит Пиаф продалась врагу? Верить ли слухам?

– Она и впрямь поселилась в борделе, где отираются главные бошевские шишки? – полюбопытствовала Аурелия.

– Я по радио слышала – они там обжираются икрой и фуа-гра! – с отвращением добавила Мари.

Сидя в кресле у камина, Леандр счел нужным просветить дочерей насчет «двуличия» некоторых артистов.

– Я таких знаю – регулярно ездят петь в Германию, развлекают солдат, а сами у себя дома прячут евреев.