Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

пробормотал он. – Помстилось мне, не иначе, – и вновь метнулся к своей шестидюймовке.

А штабс-капитан продолжал командовать батареей и после каждого залпа, мстительно улыбаясь, еле слышно шептал:

– За Машу. За «крокодилов»[29]. За Машу. За «крокодилов».

Поняв, что пощады ждать нечего, спустя полчаса «чухонский оплот большевизма» пошёл в атаку. Больших надежд не питали, но авось кому-нибудь да повезёт прорваться. Однако густо расставленные пулемётные расчёты тоже имели особый счёт.

Не повезло никому…

А вот с Петропавловкой оказалось гораздо хуже, хотя Голицын отыскал отменных переговорщиков, для того, чтобы попытаться разрешить дело миром.

Для этого он, едва поступило сообщение о начавшемся мятеже, заглянул в «Клуб философов», как Виталий про себя окрестил комнату, где председатели делегаций были вновь погружены в очередной диспут. На сей раз он касался исключительно важного вопроса: что является насильственным присоединением захваченных во время гражданской войны территорий, а что – их освобождением. Послушав минут пять и восхитившись глубиной доводов одного и остроумием другого, он, не без легкого сожаления, встрял в разговор.

– Мне жаль прерывать вас на самом интересном месте, но придется, – с улыбкой сказал он мгновенно насторожившемуся Радеку, за спиной которого находились еще несколько членов делегации. Эдакая группа поддержки. – Обстоятельства резко изменились. В городе вспыхнул народный мятеж, а потому переговоры придётся прервать. Я уже вызвал конвой.

– Но вы не имеете права нас арестовывать! – придя в себя от столь неожиданного сообщения, завопил какой-то седоватый господин.

Спустя пару секунд к нему присоединились остальные, засыпая Виталия разнообразными примерами из времён древнего Рима и Греции, и поучая, как следует вести себя с парламентёрами, коими они по сути являются.

На сей раз даже помалкивавший Виленкин смотрел на Голицына с лёгким укором. Мол, и впрямь так не поступают.

Голицын молчал, дожидаясь, пока спадет первоначальное возмущение, а затем с легкой ленцой в голосе негромко произнёс:

– Вы меня не поняли, господа. Конвой предназначен для вашего сопровождения обратно. В городе он вас отпустит на все четыре стороны, притом с преогромным удовольствием. Посему об аресте не может быть и речи. Его, чтоб вы знали, – он сделал многозначительную паузу и продолжил: – заслужить надо.

И вышел. А спустя всего полчаса к нему не вошёл – ворвался перепуганный Радек, сопровождаемый улыбающимся Виленкиным, и прямо с порога выпалил:

– Вы не договорили, ваша светлость. Мы готовы к нашему… аресту. Чем мы можем его заслужить?

«Ишь ты, даже титул мой припомнил, – усмехнулся Голицын. – Значит, окончательно созрел». А вслух не произнес – как топором отрубил:

– Петропавловка. Освобождение заложников. Срок – сутки.

Радек задумался и неуверенно протянул:

– То есть вы доставите нас туда. Я правильно понял? – и в глазах его что-то промелькнуло. Так, на миг, но Виталию хватило.

– Только не вздумайте считать, господин хороший, что укрывшись за надёжными стенами крепости, вы окажетесь в безопасности более чем на сутки. Помните, в случае отказа сдаться мы, не взирая ни на что, начнём штурм. Людей терять понапрасну генерал Слащёв не намерен, так что поначалу последует артобстрел. И я сомневаюсь, что вы и прочие представители делегации уцелеете в этой каше из обломков стен и останков погибших. Снаряд, он, знаете ли, не выбирает, кто бандит-уголовник, а кто – идейный борец за счастье всего угнетённого человечества. Для него, впрочем, как и для меня, разницы нет. Так что будьте уверены, все поляжете, дружненько.

Тем же вечером делегаты были доставлены к берегу Невы и отвезены на лодках к Комендантской пристани. В особой папочке, адресованной коменданту крепости, которую уныло прижимал к груди Радек, был белый лист. На нём Слащёв аккуратным, почти каллиграфическим почерком, начертал короткий ультиматум. Текст он бесцеремонно позаимствовал у Суворова, некогда отправившего точно такой же туркам перед штурмом Измаила: «24 часа – воля, первый выстрел – неволя, штурм – смерть».

Это был своего рода кнут. Пряник таился в другом тексте. Дело в том, что Виталий исхитрился наспех составить фиктивный договор между ВЦИК, который, якобы, представил соответствующие полномочия делегации в лице Радека и прочих, и Регентским советом. Согласно ему в обмен на заложников, охране равно как и гарнизону крепости, предоставлялась свобода и беспрепятственный пропуск в любую из стран на их усмотрение, включая нейтральную Швецию.

Казалось бы всё должно пройти без сучка и задоринки – не самоубийцы же они. Но надежды Голицына поугасли, когда поутру из Невских ворот крепости вышли пятеро латышей. Один, в середине, высоко держал перед собой красный флаг, а остальные подталкивали штыками винтовок Карла Радека и ещё четырёх человек из его делегации. Вид у них был плачевный. Но хуже всего выглядел человек в рясе. Разутый, он и вовсе еле плёлся, бесцеремонно подгоняемый конвоирами.

Стало понятно – попытка уговорить латышей не удалась.

– Увы, Яков Александрович, мы сделали с вами всё, что от нас зависело, но этого не хватило, – грустно заметил подавленный Голицын. – К сожалению, как говорили древние, финита ля комедия.

Но Слащёв был явно иного мнения. Напряженно всматриваясь куда-то влево, он бесстрастно возразил:

– А мне кажется, что для нас с вами всё только начинается. И далеко не комедия. Скорее уж…

Не договорив, он протянул руку, указывая Виталию на неспешно приближающийся к Петропавловской крепости со стороны Васильевского острова эсминец, на мачте которого гордо развевался красный флаг. Следом за ним был отчётливо виден ещё один, а вдали показался третий.

– Сколько же их?! – вырвалось у Голицына.

– Я полагаю не менее пяти, – невозмутимо предположил генерал «Яша». – А может и все десять.

Меж тем носовые орудия идущего первым «Забияки» недвусмысленно повернулись в их сторону. Бежать смысла не имело, поскольку ближайшее укрытие располагалось метрах в ста, всё равно не успеть.

– Жаль, – задумчиво произнес Слащёв.

Вторую фразу он произнести не успел…

Глава 20

Щастный

Ещё задолго до вспыхнувшего восстания, когда составили предварительный план взятия Петропавловской крепости, Яков Александрович не церемонясь, назвал его чепухой на постном масле. И филькиной грамотой. Мол, лишь людей без толку положим, а заложников всё равно успеют расстрелять.

– Я понимаю, что мои люди в отвлекающей атаке на Комендантскую пристань участвовать не станут и Невские ворота штурмовать тоже не им. Но у латышей на всех пулемётов хватит. В том числе и на моих орлов, которые станут переправляться со стороны Кронверкского пролива. Отборный народ и весь без толку поляжет. Жалко, – и он вопрошающе посмотрел на Голицына.

– А предварительный артобстрел? – растерянно спросил он.

Яковы Александрович иронично хмыкнул.

– Я тут на днях одного генерала от кавалерии отыскал.