Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - Аркадий Дубнов

– Вы умели договариваться?

– Договаривался, да. Даже с первым, как у нас его называют, «легендарным» парламентом, который меня избрал президентом. Я считаю, что я работал с ним очень добросовестно. Почти каждое утро приходил в парламент и отвечал на все вопросы. Я считал своим долгом поддерживать согласие в парламенте, чтобы там не назревало переворотов и прочего. Потому что, как вы помните, в парламенте заседали два бывших генсека: [Турдакун] Усубалиев и [Абсамат] Масалиев. Все депутаты – их воспитанники. Можете себе представить? Масалиев категорически меня не воспринимал, считал, что я выскочка и меня надо убрать. Усубалиев тоже относился с холодком. Но что я сделал? Я не позволял никому бросать камни в прошлое и в этих двух аксакалов лично. Я вернул им дачи, выделил обоим автомашины. Масалиев как меня всю жизнь критиковал, так и ушел с критикой, а Усубалиев мнение изменил – думаю, из-за моего внимательного отношения. Когда отмечали его юбилей – то ли 80-летие, то ли 90-летие, – я вручил ему героя Кыргызской Республики, ему было приятно. И он действительно этого заслуживал.

– А почему у вас не получилась декоммунизация? Ведь Киргизия – одна из немногих республик, где запрет на деятельность Компартии был закреплен законодательно.

– Нет, законодательно не был. Был мой указ после ГКЧП, но потом я сам же его и отменил – признал, что это была ошибка.

– Вы не хотели охоты на ведьм?

– Изначально я просто поддался давлению окружения. Юристы мне говорили, что сейчас – удобный момент, надо закрыть вопрос. Я не знаю, какова сейчас судьба Компартии… Нет, это была ошибка.

– ГКЧП – очень важный момент в истории Киргизии, единственной страны в Центральной Азии, которая категорически не подчинилась его указам. Как я понимаю, в этом была заслуга Феликса Кулова, который тогда повел себя решительно (в начале 1990-х был министром МВД; по итогам «Тюльпановой революции» 2005 года стал премьером Киргизии, через год был смещен с этой должности президентом. – А.Д.).

– Очень решительно. Достойный генерал.

– В своих воспоминаниях он пишет, что ему звонил командующий Среднеазиатским округом и угрожал…

– И ему звонил, и мне звонил, говорил, что они введут танки, если мы будем делать что-то не то…

– И командующий Панфиловской дивизией звонил.

– Совершенно верно, одна из ее частей дислоцировалась под Бишкеком.

– А Варенников (генерал Валентин Варенников в 1994 был единственным подсудимым по делу ГКЧП, отказавшимся принять амнистию. – Прим. ред.) тоже звонил?

– Нет. Он командовал Сухопутными войсками СССР и ездил тогда к Леониду Кравчуку. Я должен сказать, что у меня были прекрасные отношения с Горбачевым и Ельциным; фактически я обязан Горбачеву тем, что стал политическим лидером (все-таки я был профессиональным научным работником). А в 1990 году он даже направил меня с посланием к Бушу. Почему-то из всех президентов он доверил это мне, и я поехал в Вашингтон.

– Вы тогда уже были президентом Киргизии?

– Да, это было поздней осенью 1990 года. Горбачев пригласил меня и сказал: «Я хочу вам дать поручение. Вы – одно из новых лиц нового Союза, поэтому я хочу, чтобы вы съездили». Буш-старший принимал меня в Овальном зале. Я вручил ему послание Горбачева – тот просил помочь с кредитами, экономическая ситуация была страшная. И другие президенты потом мне завидовали: «Почему это вдруг ты? Любимчик?» Буш принял меня тепло. Представьте себе президента маленькой Кыргызской Республики в Овальном зале! Тем не менее кредитов не дал.

Последний визит Михаила Сергеевича Горбачева в Кыргызстан случился в ноябре 1991-го, перед подписанием нового ослабленного договора и после путча, когда о конфедерации уже не было и речи. Михаил Сергеевич боролся за номинальное место президента, чтобы хоть символически, но сохранить Союз. Когда мы закончили работать над договором – в начале двадцатых чисел ноября – он подозвал меня: «Аскар, я слышал, что у тебя успешно идет земельная реформа…» А мы тогда как раз были передовиками, появились первые фермерские хозяйства, они преуспевали. Он захотел посмотреть, как это работает, и поехал к нам. Как я понял, ему просто надо было развеяться. Видимо, учитывая свою симпатию к Айтматову, он избрал для этого Кыргызстан. Он пробыл здесь целый день и довольный улетел.

А наша дружба с Борисом Николаевичем, как я уже сказал, началась через межрегиональную группу. Первый визит после инаугурации он совершил тоже к нам – это было 22 июля 1991 года. Соседей это очень обидело, но когда они спросили: «Борис Николаевич, как же так? Обычно президент России начинал с Киева или по крайней мере с Ташкента, Алма-Аты. А вы поехали куда-то в захолустье», – он ответил: «Вы не обижайтесь. Когда мне было трудно в 1990 году в парламенте, меня единственный Акаев и поддерживал».

У нас с Ельциным в тот визит был очень откровенный разговор. Борис Николаевич сказал: «Аскар, нам рано успокаиваться. Ты знаешь, вокруг Михаила Сергеевича собрались такие силы – КГБ и другие силовики, которые хотят переворота». И мы договорились, что будем поддерживать друг друга. Но что я мог? Моя поддержка могла быть только моральной. И еще один факт. 16 августа, за три дня до путча, мне из Фороса позвонил Михаил Сергеевич: «Аскар, как настроение?» Я говорю: самолет готов, 19-го вылетаю на подписание договора. А он дальше спрашивает: «Аскар, а как там твои соседи?» Я говорю: «Говорил с Назарбаевым. Все настроены позитивно, все летим 19-го». Он: «Вот встретимся в Москве, подпишем договор, и пойдет у нас новая жизнь, полегчает». Он был очень оптимистично настроен. И когда 19-го объявили, что он болен, я сразу, конечно, понял, что это переворот. И я помнил разговор с Ельциным, что силовики только и ждут момента. В этой ситуации я считал своим долгом поддержать Горбачева и Ельцина.

– Как вы вообще встретили Беловежские соглашения? Как узнали про них, и какая у вас была реакция?

– За неделю до беловежских событий я общался с Борисом Николаевичем, рассказывал, что приезжал Михаил Сергеевич. Он мне сказал: «Мы сейчас собираемся, лидеры трех республик, чтобы согласовать позиции по договору». Я не подозревал. Они всегда были за ССГ, это была их формулировка – Союз суверенных государств. Ну а где суверенные государства, там нет места центру. Поэтому Горбачев боролся, чтобы новый Союз был не «суверенных государств», а «демократических суверенных государств» – когда есть демократия, центру остается хотя бы номинальное место.

– А в первом варианте договора, который собирались подписать 20 августа, ему было место?

– Потрясающий документ был выработан. Мы всю весну над ним работали, и там все было замечательно: