Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - Аркадий Дубнов

– Россия перестала быть донором в развитии экономик бывших союзных республик и оборвала экономические связи введением собственного рубля. Этот шаг подтолкнул другие бывшие союзные республики, в том числе Туркменистан, к созданию своих национальных валют. Произведенную продукцию мы стали сбывать по навязанной бартерной схеме, но решение о бартерных сделках было не в интересах государства и народа. Оно заложило основу для развития коррупции, охватившей верхний эшелон власти и убившей рыночные отношения в зародыше, и нанесло первый удар по накоплению начального национального капитала.

– В январе 1990 года народное демократическое движение «Агзыбирлик» провело демонстрацию у здания парламента Туркмении. Они протестовали против запрета своей деятельности. Организаторов судили, а после власть ограничила регистрацию всех самодеятельных объединений в республике. Это противоречило тому, что происходило в Москве, где в то время позволяли свободу слова, политических демонстраций и организаций.

– Надо сказать, что впервые подобные организации возникли в Балканском велаяте, в городе Небит-Даге, и в марыйском райцентре Ёлётен. Молодые ребята, которые были недовольны тем, что местных руководителей назначает центр, Ашхабад, стали объединяться: они громили магазины и все, что попадалось под руку. И только потом в Ашхабаде появился «Агзыбирлик». В столице это была интеллигенция – ребята из Академии наук, профессиональные ученые. Тогда Ниязов, естественно, испугался и попытался каким-то образом привлечь их во власть, призывал действовать вместе. Я к ним даже обратился.

– Вы тогда были вице-премьером?

– Да. Я сказал членам «Агзыбирлик»: «У вас нет никакой экономической программы, давайте я вам помогу». И действительно помог составить программу развития движения и решения социальных вопросов.

– Это Ниязов попросил вас им помочь?

– Нет, Ниязов не просил.

– Как вы могли проявить такую инициативу, не спросив у Ниязова разрешения?

– Я никогда не спрашивал у него разрешения, я был самостоятельный. Ну, кто такой Ниязов? Он попал наверх случайно, и я всегда был ему противовесом. Ведь почему он стал секретарем ашхабадского горкома и после поехал инструктором ЦК в Москву? Сначала моя кандидатура рассматривалась на секретаря горкома и на премьер-министра республики. Из ЦК КПСС приехали назначать меня премьер-министром, я должен был занять место Чары Каррыева (был премьер-министром с 1978 по 1985 год. – Прим. ред.). Каррыев (он тоже из ахал-теке, выходец из поселка Кипчак Ахалского велаята), в свою очередь, хотел стать первым секретарем ЦК КПТ путем государственного переворота – взять власть и сменить [Мухаммедназара] Гапурова на этом посту (был первым секретарем ЦК с 1969 по 1985 год. – Прим. ред.). Тогда был очередной конфликт между двумя племенами (Гапуров – эрсары). Но у Каррыева не получилось осуществить переворот: Гапуров сообщил в орготдел ЦК КПСС о конфликте и в итоге Каррыева убрали.

Поначалу Ниязова на должность первого секретаря ашхабадского горкома партии рекомендовал сам Гапуров. Как раз в этот период Лигачев реализовывал свою программу по подготовке кадрового резерва – своего рода смены для первых секретарей во всех союзных республиках. Он пригласил первых секретарей горкомов (а Ниязов тогда занимал эту должность) на стажировку в орготдел ЦК КПСС. Впоследствии Ниязова назначили премьер-министром, а затем первым секретарем ЦК КПТ вместо Гапурова. Я же окончил Академию общественных наук для при ЦК КПСС (сейчас – Российская академия госслужбы. – Прим. ред.) в брежневский период, а не в горбачевский, в связи с этим мою кандидатуру в качестве премьер-министра Лигачев не утвердил. Его интересовали только кадры, подготовленные при нем.

– А вы по своей инициативе предложили демократическому движению «Агзыбирлик» написать какую-то экономическую программу?

– Тогда Ниязов и премьер-министр Хан Ахмедович Ахмедов пригласили меня и говорят: «Слушай, ты давай не возникай там». Ты лучше нам сделай программу, правительству». И мы с учеными из Академии наук сидели пять дней и составляли программу развития Туркменистана. Я назвал свою часть «Концепцией президента А.С. Ниязова о развитии нефтяной и газовой промышленности Туркменистана до 2000 года», сельскохозяйственники свою назвали «Новое село».

– Удалось ли Ниязову после той демонстрации запретить создавать общественные объединения? Ведь демонстрантов «Агзыбирлик» судили и посадили.

– Нет. Он посылал на встречу с «Агзыбирлик» председателя ашхабадского горисполкома, чтобы тот с ними поговорил, узнал, чего они хотят, и нашел компромисс. Некоторые из них после того, как все затихло, уехали.

– То есть в тюрьму никого не посадили?

– Не посадили. Боялись, как бы в других областях такие организации не озлобились. Тогда же обострилась ситуация в Марыйской области и туда отправили министра сельского хозяйства, тоже для беседы. Они вместе с секретарем марыйского обкома должны были самортизировать, если можно так выразиться, требования местного протестного движения.

– Там требования тоже сводились к претензиям марыйского клана? Или это были общедемократические требования?

– Марыйская область с миллионным населением в советское время даже хотела выйти из состава Туркмении. Они ссылались на то, что Мары – исторически очень знаменитая местность. Две с половиной тысячи лет назад это был древний Мерв, который стоял на Шелковом пути. И они не признавали главенство ахал-теке. Потому что в древности на месте Ашхабада, где правят ахалтекинцы, не было столицы – там пустыня была.

– Понятно. Тогда я не спрашиваю вас, были ли другие оппозиционные партии в Туркмении перед распадом Союза.

– Не было. Было только клановое и региональное сопротивление. В 1994-м, когда меня выводили из вице-премьеров, Ниязов и его соратники во власти из ахал-теке мне так и сказали: «Это потому что ты йомуд». В смысле, не наш.

– И движения за независимость Туркмении от Советского Союза при Ниязове не было?

– Нет.

– Тогда расскажите о сопротивлении, которое оказывали центр и ваш западный балканский клан клану ахал-теке. Известно, что йомуды тоже хотели отделиться от Туркмении и даже, кажется, присоединиться к России. А вас называли лидером этого движения. Это было так?

– Да. Йомуды, которые живут на восточном побережье Каспия, издавна имели экономические отношения с Россией: торговали рыбой, солью, нефтью. Хождение йомудов к русскому царю было еще при Петре, а он посылал сюда людей, чтобы делать географическую карту восточного побережья Каспия. Когда Российская империя в XIX веке начала осваивать закаспийский Туркестан, то йомуды дали несколько тысяч голов верблюдов для строительства железной дороги Турксиб. Генерал [Алексей] Куропаткин (начальник Закаспийской области в 1890–1898 годах, участник штурма туркменской крепости Геок-Тепе в 1881 году. – А.Д.) писал в воспоминаниях, что с йомудами можно было договариваться, поэтому ахалтекинцы их ненавидели. Я говорил Ниязову: «В чем провинились йомуды перед тобой? Почему ты председателем КГБ в Балканском велаяте назначаешь текинца? Почему делаешь текинцев начальником милиции и прокурором?» Я даже составил проект создания Йомудской республики – Йомудстана – на базе Балканского велаята. Но никому его не показывал и не печатал.

– Вы предлагали сделать