Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - Аркадий Дубнов

– Почему? Не хотели отдавать Туркменистану значительную долю поставок?

– Да. Они оставили нам поставки в Узбекистан, Казахстан, Таджикистан, Киргизию, Азербайджан, Грузию и Армению, у которых не было валюты. Мы работали по бартеру. А Россия в это время поставляла свой газ за валюту на Запад, в Европу.

– Я правильно понимаю, что основные геологические изыскания по туркменским месторождениям были проведены еще в советские времена, а те месторождения, которые открыли в нулевые годы, это просто подтвержденная информация?

– Основа была подготовлена в советское время. Тогда в Туркменистане выявили 560 объектов с нефтью и газом и только 130 начали разрабатывать.

– После распада Союза Внешэкономбанк СССР перевел на счета Туркменистана в «Дойче банк» три миллиарда долларов. Верно?

– Нет, три миллиарда – это позже. А сначала они перевели 128 миллионов долларов. Шохин подтвердил, когда мы подписывали соглашение, что Россия должна нам, по-моему, 168 миллионов долларов. «Дойче банк» возник потом.

– А что это за три миллиарда?

– Это просто перевод за реализацию туркменского газа в России. Мы давали 13 % газа от всего газового баланса России: обеспечивали регионы, где не было соответствующей транспортной инфраструктуры – Ставропольский край, Волгоградскую область. А Россия 13 % от экспортной продажи перечисляла нам, на указанный нами счет в «Дойче банке». И сейчас, между прочим, там есть ниязовская доля.

– Что значит «ниязовская доля»? Это разве не туркменские деньги?

– Фактически счет принадлежит ему, и он не скрывал этого. Ниязов в альянсе с Отчерцовым, [Игорем] Макаровым (предприниматель, президент газовой компании «Итера». – А.Д.), [Халназаром] Агахановым (министр торговли Туркмении. – А.Д.) занялся коммерцией, из-за этого у нас с ним и случился «развод».

– Как в Туркмении встретили путч? Считается, что Ниязов, с одной стороны, был напуган, а с другой – вел себя очень аккуратно и не навлек на себя гнева ни с той, ни с другой стороны.

– 18 августа, когда это произошло, я был в Москве – послали от правительства Туркменистана на заседание советского правительства. Мы должны были там принять постановление о конвертации валюты. Тогда председателем правительства был министр финансов Валентин Павлов. И тут он объявил про ГКЧП. Мы не знали, как реагировать. На заседании были председатель КГБ Крючков, министр МВД Пуго. Все молчали. Павлов то уходил в свою комнату отдыха, то возвращался, видно было, выпивал там немного. Посидели мы, наверное, часа два и разошлись. А потом на улице появились танки. Я попросил постпреда Туркменистана в Москве, чтобы он пошел к Белому дому, а сам остался на Красной площади. Потом позвонил Ниязову: «Слушай, здесь ГКЧП. Ты никаких шагов не предпринимай, потому что неизвестно, чем это кончится». Два дня я был в Москве и сообщал ему, как идут дела. А еще была информация, что Горбачев не принял никаких ответных мер.

– Ну, он же был в Форосе.

– В Форосе, да. Ниязов стал первым секретарем ЦК Туркмении именно по горбачевской линии, так что ГКЧП ставило под вопрос его власть. Поэтому тогда он дал команду [Николаю] Кормильцеву (генерал, начальник ашхабадского гарнизона. – А.Д.) и всем остальным строго смотреть, чтобы в Туркменистане не возникло движения в поддержку ГКЧП.

– Бывший тогда председателем Госснаба Туркмении Нурмухамед Ханамов вспоминал, как оказался в кабинете Ниязова 19 августа, когда ему позвонил министр обороны СССР Язов, член ГКЧП. Ниязов перепуганно ответил: «За нас вы можете не беспокоиться, у нас все будет нормально, мы вас всегда поддержим». А когда разговор закончился, Ниязов с облегчением выдохнул: «Елки-палки, вот ситуация, даже не смекнешь с ходу, как реагировать».

– Скорее всего, так и было, потому что он не владел вопросом.

– Тем не менее ему удалось сделать так, что в Туркмении не ввели чрезвычайное положение. Он как-то договорился об этом?

– Да, договорился. (Очевидно, Ниязов как руководитель республики мог согласовывать введение ЧП с командованием Среднеазиатского военного округа. – А.Д.)

– А поздно вечером 21 августа вышел указ Ниязова о недействительности указов и постановлений ГКЧП.

– Но это уже после, когда все закончилось.

– А через пять дней он уже так осмелел, что заявил о своем выходе из Политбюро ЦК КПСС и отделении Компартии Туркмении от КПСС.

– Это тоже постфактум было. Это чтобы в какой-то степени поддержать Кравчука и Шушкевича.

– Как Ниязов отнесся к сообщениям из Беловежья, когда в начале декабря 1991 года там собрались Ельцин, Шушкевич и Кравчук и объявили о прекращении существования СССР?

– Он увидел в этом выгоду: это значило, что мы автоматически получаем независимость, а он становится лидером, который сам решает свою судьбу. И самое главное: он становился персоной не меньшего масштаба, чем Назарбаев или Каримов. Они же всегда для Москвы были значительнее, да и сами вровень с собой Ниязова не ставили. Назарбаев был премьер-министром в Казахстане при первом секретаре Кунаеве, Каримов тоже был председателем Госплана в Узбекистане и тоже превосходил Ниязова, который такую школу не проходил. И еще Ниязов сразу усек, что надеждам Горбачева продвинуть Назарбаева в премьер-министры СССР уже не сбыться. Впрочем, Назарбаев быстро вошел в контакт с Ельциным – находясь в компании, всегда его поддерживал. Хотя мне он при встрече всегда говорил, что ходит по лезвию ножа, пытаясь сохранить административно-территориальную целостность Казахстана. Там было 70 % русского населения и только 30 – казахов, поэтому он боялся, что Россия может потребовать себе часть исконно русской территории. Сохранить ее Назарбаеву помог близкий контакт с Ельциным.

– Вы помните вброшенную Ниязовым идею «второго Кувейта», которым якобы станет Туркменистан из-за больших запасов газа? Как эта идея возникла?

– Он просто повторил то, что сказал я. В начале 1990-х я делал презентации Туркмении в Саудовской Аравии и Кувейте – вместе с Ниязовым. Этим странам потребовалось 15–20 лет, чтобы их экономика выросла до того уровня. Но у нас уже была инфраструктура, в советское время были построены газопроводы, нефтепроводы, перерабатывающие предприятия, поэтому, по моим оценкам, Туркменистану нужно было года три. И тогда мы объявили народу – это сказал в первую очередь я, – что мы можем быть вторым Кувейтом. Каждому ребенку, который родится, мы сможем давать по 20–25 тысяч долларов. А потом Ниязов отошел от этой идеи и занялся совершенно другим. Начал обогащаться, создал коррупционную газовую компанию, куда входили Отчерцов, Ниязов, Агаханов, Макаров и еще один иранец.

– Как называлась эта компания?

– Изначально – «Омрания». Потом они зарегистрировали офшор на Кипре.

– А «Итера», которую Макаров возглавил, как возникла?

– Ее они зарегистрировали в Америке. Указали одну женщину – ее звали Татьяна – как учредителя. Название расшифровывалось по первым буквам имен и фамилий: Игорь, Татьяна, первая буква имени специалиста из Ирана, Агаханов.