Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - Аркадий Дубнов

есть демонстранты. Они имеют право. Тогда появлялись первые зачатки демократического общества, свобода слова. А я был руководителем страны, за мной было – тогда еще республика была целой, с Приднестровьем – 4 миллиона 300 тысяч человек. Я должен был думать о стабильности. О том, чтобы в стране был мир, чтобы предприятия работали, чтобы мы не оказались с безработными вместо рабочего класса – от безработицы больше неприятностей, чем от политических демонстраций. Думаю, умение балансировать, помогавшее обеспечивать стабильность, я унаследовал от своих родителей.

К сожалению, потом все стало меняться. Был сепаратизм, подпитываемый Москвой – группой депутатов и бывшим председателем Верховного совета СССР Лукьяновым. Это самая больная точка для Республики Молдова и, если хотите, моей политической биографии. На Днестре имел место пусть и скоротечный, но все-таки военный конфликт, в котором погибли люди. Этот груз на душе мне не дает покоя, и, видимо, он меня никогда не покинет. Слава богу, что удалось остановить конфликт, в котором были замешаны вооруженные силы России. Прекратился он в результате подписания конвенции Снегур – Ельцин, и это предотвратило еще большую беду.

– Я был на многих войнах и конфликтах постсоветского времени и не могу это не оценить.

– Да, вот сейчас опять в Карабахе возобновилось. Такие вещи на меня сразу действуют.

«Мост цветов» – акция, в ходе которой жителям Румынии впервые после Великой Отечественной войны разрешили пересечь реку Прут в сторону Молдавской ССР без предъявления каких-либо документов. С обоих берегов реки Прут на воду были пущены цветы, в акции приняли участие 1,2 миллиона человек. 6 мая, 1990 года

– Но в этот раз на пятый день конфликта все остановили. В вашем случае все было гораздо трагичнее. Поставлю вопрос немного по-другому. Когда вы начали меняться вместе со своей страной? Вы вышли из партии весной 1990 года. Что вами двигало? Отмена шестой статьи советской Конституции, которая ликвидировала направляющую роль партии в жизни страны и общества?

– Отмена шестой статьи Конституции, конечно, сыграла свою роль. Но в первую очередь я хотел выйти из-под нажима, из-под тела коммунистической партии. Я был членом Бюро [ЦК Компартии Молдавской ССР] и должен был участвовать в работах пленума [Центрального комитета КПМ] – то есть мне надо было как-то высказываться, поддерживать партию. Но в то время, тоже с моей легкой руки, в республике уже начали регистрировать другие партии и движения: Демократическую партию, Народный фронт и так далее. Казалось, руководитель парламента – считайте, избранный руководитель республики – не может занимать сторону какой-то одной политической силы. И я воспользовался этим аргументом как предлогом.

Откровенно говоря, в Бюро были и люди старой закалки, которым были не по душе новые веяния: демонстрации, митинги, плюрализм, высказывания. На меня стали косо смотреть, потому что я находил общий язык с новыми движениями – за исключением, пожалуй, Интерфронта, хотя я приглашал их на все мероприятия. И то, что во время первого национального собрания на площадь вышло 700–800 тысяч человек (речь о так называемом Великом национальном собрании, которое Народный фронт Молдовы созвал 27 августа 1989 года; в ходе события было принято решение о придании молдавскому языку статуса государственного. – Прим. ред.) и все обошлось без эксцессов, – это был результат работы с ними. К сожалению, таких коммуникативных качеств не хватает нынешним руководителям.

– В Кишиневе 700–800 тысяч – это фактически все население города.

– Тогда собрались со всей страны.

– Вы сказали про Интерфронт. Это были сторонники сохранения Союза?

– Абсолютно верно. Кстати, с ними тоже надо было работать. Когда обсуждали вопрос об официальном языке, я пригласил всех руководителей, ученых и представителей всех политических движений на заседание президиума Верховного совета. На мой взгляд, тогда состоялся очень заинтересованный разговор. Согласия по всем пунктам не было, но манифестации, которые проводились в Кишиневе, не приводили к нарушениям и беспорядкам. Хотя могло случиться всякое – напряжение было очень большое.

– Вы старались быть компромиссным лидером и учитывать интересы всех сил. Но чувствовали ли вы, что зреет попытка отделения Приднестровья? Интерфронт играл в этом процессе какую-то роль?

– Что-то неладное я почувствовал, когда случилась всеобщая забастовка в Тирасполе, сразу после принятия закона о языке в 1989 году. И я не знал, что с этим чувством делать. После той забастовки Приднестровье принимало активное участие в общественной жизни страны: граждане избрали депутатов, которые в 1990 году пришли в парламент. Но они все время были против: против молдавского триколора, против перехода на латиницу, против других проектов. На XIII сессии Верховного совета по поводу латиницы была целая баталия. Но в конце концов мы обычно находили компромиссы: депутаты выходили, потом возвращались…

На второй день после закрытия сессии я поехал в Тирасполь на большущий митинг. Конечно, я не смог их убедить поменять позицию, отказаться от конфронтации. Но я пытался как мог. Возвращаясь к вашему вопросу: Интерфронт однозначно поддерживал сепаратистское движение, они сами были против новых законов о языке, флаге и так далее. Но инициатива шла от наших депутатов, которые участвовали в группе «Союз» (группа народных депутатов СССР. – А.Д.), и все решалось в кабинете у Анатолия Ивановича Лукьянова. Приведу пример: в первой половине 1991 года на одном из заседаний Совета Федерации – тогда Михаил Сергеевич собирал руководителей республик раз в две недели…

– Вы так часто ездили в Москву?

– Да. Он нас собирал, чтобы обсуждать вопросы нового Союзного договора. А еще тогда начали обсуждать переход к рыночной экономике, потому что было видно, что плановая не то что дает сбои, а вообще не работает. Так вот, я тогда выступил и сказал, что Молдова не подпишет новый Союзный договор, потому что он практически повторяет договор 1922 года. Михаил Сергеевич сильно обиделся и сказал: «Ну, тогда ты будешь иметь еще две республики – Приднестровье и Гагаузию». Сказал открытым текстом! И повернулся к Анатолию Ивановичу: «Так, Анатолий Иванович?» Тот: «Да-да, они практически уже теряют контроль над этими территориями».

– Это было на общем заседании?

– Да, в присутствии всех руководителей. Михаил Сергеевич был в курсе дела. Вообще я не раз к нему по этому вопросу заходил. Однажды он созвал нас с лидерами Гагаузии и Приднестровья – [Степаном] Топалом и [Игорем] Смирновым. Приехали мы разными путями, а принимал нас Горбачев вместе со своим старшим советником Александром Николаевичем Яковлевым. Хорошо поговорили, но ничего не получилось. С гагаузами мы общий язык со временем нашли – сейчас они выступают за единую Молдову и пресекают все иные тенденции. А вот с Тирасполем, к сожалению, не получилось. Но работали мы долго и последовательно: и со Смирновым, и