Обмануть судьбу - Элеонора Гильм

Ульяна, милый Рыжик, с детства освоила искусство притворства. Она могла улыбаться, хвалить, угодничать, в душе желая растерзать, накричать, унизить. Всегда она чувствовала потребность хоть в чем-нибудь да превосходить Оксюшу – в рукоделии ли, в пении, в густоте косы.

Когда Ульяна рано стала округляться, заневестилась, это радовало ее, как ничто другое. Наивная подруга хвалила ее косы, ее пышную стать без всякого злого умысла, а Ульяне виделась в каждом слове зависть – то самое чувство, которым она была полна до краев и не могла расплескать эту полную чашу.

Детские забавы с деревенскими мальчишками стали для Ульяны опять поводом показать свое превосходство, свое безразличие к опасностям. Да и льстило Ульяне безграничное уважение Лешки и Семки. Наглый, острый на язык сын Ермолки-пьяницы дергал Ульяну за косу, совал ей дохлых сверчков за шиворот. За что получал от нее тумаки. И скоро всем стало понятно – пройдет несколько лет, и будет сыграна свадебка. Эти двое друг другу подходили необычайно.

И не стало Лешки. Где-то у обочины государевой дороги закопали его косточки.

С первого взгляда, брошенного на кузнеца, Ульянка поняла, что Григорий – ее судьба. Он вырвет ее из мира нелюбви и пренебрежения, он даст ее томящемуся телу то, что оно так отчаянно просит. Потому Ульяна выспрашивала у Василисы о ночных забавах с мужем, потому хотела понять, что же ее ждет во взрослом мире, в замужестве, в постели с кузнецом.

Ни зазывные взгляды, ни проникновенные песни, ни колыхания пышной груди не помогали. Девка видела, что порой глаза кузнеца с мимолетным интересом скользит по ее пышной фигуре, но взгляд не задерживается.

Ульяна попросила у старой знахарки приворотное зелье. Глафира сначала выспросила: кого приворожить хочет девка, почему да как. И огорошила: «Кузнец не твой суженый. Приворот только погубит его, уморит, а ближе к тебе не сделает». «Знала, старая ведьма, что зреет у Гришки с Аксиньей любовь, потому и встала стражем на пути к моему счастью», – догадалась потом Ульянка.

Чутко следила за каждым взглядом, каждым движением кузнеца и раньше подруги поняла, что он к Аксинье неравнодушен, что не может противиться своему желанию смотреть на ее каштановую головку, касаться ее руки, слышать ее голос, насмешничать над ней.

Страх и ненависть темными змеями сплетались в душе Ульяны. «И здесь она, злодейка, меня опередила», – в бессилии скорчившись в своей темной избе, выла она.

Оставалась одна надежда: заботливая дочь, Аксинья не помыслит о другом мужчине, кроме своего жениха Микитки. И надежда эта рухнула, когда Ульяна, заметив выскользнувшего вечером из избы кузнеца, проследила за ним.

Идя по узкой тропе, Григорий не смотрел по сторонам, иначе увидел бы крадущуюся Ульяну, пышную фигуру которой не могла скрыть молодая листва. С болью смотрела она на подругу и кузнеца, оживленно болтавших на берегу Усолки. Они не целовались, даже близко друг к другу не подходили, но между ними уже протянулась та нить, что связывает любящих людей.

Ульяна наблюдала за подругой, видела, как влажно блестят у той глаза, как порой румянец окрашивает нежный цвет ее лица и ждала… Ждала, когда же подруга признается ей и начнет поверять свои сердечные тайны. Тут бы уж Ульянка нашла, что сказать. К ее удивлению, Аксинья хранила в тайне свидания с Гришей. «Не ждала от нее, стервятницы, такого…Осторожная сучка», – злилась она.

А когда Аксинья засела дома и перестала ходить на свидания, Ульяна выждала день и, подкараулив возвращающегося впотьмах Григория, сказала:

– Утварь прохудилась. Поможешь?

– Да. Завтра заберешь, – сухо ответил кузнец, забрав посуду.

– А угостить меня, Гриша, ничем не хочешь? – осмелилась девка.

– Нет. Не хочу. Уходи.

– А я не уйду, – внезапно обхватила широкую грудь кузнеца Ульянка. – Как ни прогоняй, на пороге лягу, а не уйду.

Ее пышная грудь прижималась к мужской спине, горячая рука прожигала рубаху Григория, и скоро она почувствовала, как быстро заколотилось его сердце, как участилось дыхание. Здоровый мужик не мог не отозваться на открытый призыв. Не тратя времени на объятия, кузнец завалил ее на лавку, потискал, вошел в податливое тело.

Сначала взвизгнув от боли, Ульяна забыла обо всем. Она не ошибалась. Григорий нужен был ей, нужен весь, от крупных его рук, пахнущих железом, до мощной груди и горячих бедер, так тесно прижатых к ней. От боли не осталось и следа, она растворилась в мощном вихре похоти. Самое главное удовольствие приносила мысль: «Я перехитрила Аксинью. Он мой. Он меня полюбит. Не может после такого не полюбить»!

Несколько раз удовлетворил с Ульяной свои плотские желания Григорий в тот вечер. Ульяне стоило усилий сдерживать слезы боли. Ждала она благодарности, ласки, слов хороших, а в ответ получила только:

– Иди домой.

И все.

Еще не раз Ульяна умоляла Григория о милости, прокрадывалась, как кошка, в его избу. Кузнец скоро жалел о содеянном – попалась она ему под разгоряченную руку, вернее сказать, под разгоряченный уд.

– Блуди, Ульянка, с кем другим, я тебе не помощник, – услышала она однажды ночью.

Шли дни, и, когда парень понял, что дала ему Аксинья отворот-поворот, сам нашел Ульяну, проскользнул ночью в ее избу.

– Иди ко мне, я ж знаю, скучала.

– Ничего ты не знаешь. – Ульяна отвернулась, чтобы не увидел парень, какой радостью горят глаза.

– А я тебе платок куплю. Красивый, заморский. С цветами большими, я знаю, тебе такие нравятся. Завтра в город поеду и куплю.

– Гриша, не уходи больше. Не бросай меня.

Он долго терзал ее истомившуюся плоть. А когда семя и злость вышли наружу, Григорий смотрел через мутное окошко на лучину в окне Вороновых. Ульяна видела в его глазах тоску и исходила от злобы – с ней валяется в постели, ее сжимает в руках, а тоскует по проклятой Аксинье.

– Всем хороша ты, загораешься быстро, как сухая трава. Бесстыжая, как продажная девка. Но не люба ты мне, – чуть не с сожалением сказал он ей в одну из таких буйных ночек.

Ульяна предвкушала тот момент, когда расскажет Аксинье про свои шашни с Гришей, как вдруг кузнец проговорил:

– Ты сама ко мне больше не ходи, и к тебе дорожку забуду. Другая мне нужна.

И платок с заморскими цветами так и не подарил.

Часто Ульяна представляла, как затянет ремешок на Аксиньиной тонкой шейке. Или будет держать темную голову под водой, пока тело не обмякнет.

Один раз прокралась она вслед за парочкой, увидела, как кузнец кинул свою рубашку да уронил туда Аксинью. Не выдержав, убежала. Скоро Ульяну стало мутить, набухла грудь,