Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков

Что-то в воздухе (Apres mai)

Франция, 2012, Оливье Ассаяс

В 1990 году приятельница, ветеран баррикад 1968-го, а ныне – всемирно известный специалист по истории садов и парков, передарила мне сувенир, который вручила ей парижская мэрия на двадцатилетие майского восстания студентов и с которым она решительно не знала, что делать. Я тоже не знал. Сувенир приземлился в мусорном баке с диким грохотом, поскольку представлял собой перевязанный трехцветной ленточкой булыжник. Интересно, кого осенила гениальная идея булыжников-новоделов и что делали с ними другие «ветераны»: неужели использовали как пресс-папье?

Такой же «булыжник» под видом лирических мемуаров о своей революционной молодости подарил зрителям Ассаяс.

Оригинальное название фильма – «После мая» – претендует на глобальность подхода. «После мая» – устоявшееся словосочетание, и, как правило, звучит оно с горьким оттенком. Вообще-то французы носятся со своим маем как с писаной торбой, хотя студенческий мятеж (в отличие от последовавшей всеобщей забастовки, с которой никто так не носится) был незначительным, безобидным и – марксистская терминология уместна – мелкобуржуазным пикником на фоне событий в США, Мексике, Италии. Но поколение «икорных левых», возглавляющих СМИ, университетские кафедры, а то и министерства, лелеет майский миф, носит звание «детей мая» как знак доблести и алиби для карьеристов.

«Послемайское поколение» – их младшие братья, обреченные на похмелье после вечеринки старших, поманивших их призраком революции. Ассаяс, рожденный в 1955-м, из их числа. Мальчик из хорошей, писательской, семьи, обитатель хорошего 15-го парижского округа и ученик хорошего лицея имени Блеза Паскаля, в 16 лет флиртовал с маоизмом, но потом образумился, выучился на художника, стал режиссером. Экранные данные Жиля (Клеман Метайе) повторяют анкету режиссера.

Как ни странно, хотя юбилеи и полуюбилеи мая-1968 празднуются во Франции чуть ли не как национальные праздники, хотя им посвящены сотни и сотни книг, игровое кино их практически замалчивает. Хотя, казалось бы, какая фактура, достойная кисти Делакруа. Сам мятеж едва ли не первым показал – причем весьма депрессивно – Филипп Гаррель в «Постоянных любовниках» (2005). О «послемайском поколении» сняла «US, Go Ноте» (1994) Клер Дени. У Ассаяса был шанс стать первооткрывателем темы.

Говорят, российские режиссеры разучились снимать Великую Отечественную, не чувствуют ее атмосферу, лепят комиксы, иллюстрирующие клише, к которым сведена история войны. Разучились, да, но только через полвека с лишним после окончания войны. Идеологический комикс «Что-то в воздухе» – кино автобиографическое, а кажется, что снял его выскочка, собравший все мыслимые стереотипы, относящиеся к той эпохе. Фильм – цепочка эпизодов, каждый из которых иллюстрирует тот или иной стереотип. Чудится голос режиссера, с видимой скукой предваряющий каждый эпизод политинформацией, начинающейся со слов: «Как известно…»

Как известно, «дети мая» задумались, стоит ли переходить к вооруженной борьбе, как Ульрика Майнхоф в Западной Германии, и, проболтав четыре года, сошлись на том, что не стоит. 16-летний Жиль со товарищи, пока вожди болтают, что-то поджигают «коктейлями Молотова», даже чуть не убивают какого-то охранника и пускаются в бега. Тема «революционное насилие» отработана и сдана в архив.

Как известно, любой уважающий себя революционер был тогда еще и синефилом. Жиль с подругами исправно ходит в кино. Ах да, как известно, совестливая молодежь сочувствовала патриотам Индокитая. Пусть один из фильмов будет посвящен войне в Лаосе. Снято!

Как известно, кроме революционеров, в те годы водились еще и хорошенькие хиппи. А вот и они – картинно лежат на лужайке, только и ждут наших героев, чтобы накормить их ЛСД и затащить в кусты. Все, как на подбор, дочери американских дипломатов.

Как известно, хиппи сгубили наркотики. Ассаяс вываливает на экран джентльменский набор из гашиша, опиума и героина.

Как известно, кинематографисты дебатировали тогда, чем политическое кино отличается от кино, снятого политически. Ассаяс вкладывает в уста одному из героев ставшие клише соображения Годара и Маркера о том, что, если раздать камеры бастующим рабочим, те постигнут великий смысл классовой борьбы.

Короче говоря, не фильм, а пособие «Как прослыть знатоком мятежной эпохи за два часа и при этом не переутомиться». Пособие красиво проиллюстрировано. Насколько же надо быть бесчувственным не то что к эпохе, а к собственной памяти, чтобы снять в эстетике глянцевых открыток хиппушек с сиськами наперевес, рассекающих на лодке по итальянской лагуне.

Принцип «как известно» в искусстве не работает. Зритель, как бы ни был он осведомлен, должен с каждым новым фильмом открывать для себя прошлое заново, иначе и фильмы не стоит снимать. Но Ассаясу поставить это в упрек невозможно, поскольку речь-то идет о его интимной, мальчишеской памяти. Каким образом ее заместили общие места: «дети мая», что, подвергли себя социальной лоботомии, чтобы в их воспоминаниях все было, как в Википедии? Страшно сказать, но вдруг и замещать-то было нечего: был ли вообще парижский май – страшные вопросы, однако, вызывает фильм Ассаяса.

Шпионская игра (the catcher was a spy)

США, 2018, Бен Луин

С точки зрения кино об «Игре», снятой уныло по-телевизионному, сказать нечего. Ни к триллеру, ни к психологической драме она никакого отношения не имеет. Триллера без саспенса не бывает, а в истории агента, которому поручили ликвидировать в 1944-м великого физика Вернера Гейзенберга (Марк Стронг) и сорвать тем самым нацистскую ядерную программу, саспенс по определению не ночевал. Заранее известно, что Гейзенберг прожил после войны еще тридцать лет и даже успел побороться за мир во всем мире. Тем самым обессмысливаются и гипотетические терзания героя, готового «переступить через кровь». Здесь вообще никто ничем не терзается, а просто оттарабанивает роли. Единственная сцена со стрельбой напоминает отходы производства «Рядового Райана», что неудивительно: хит Спилберга на счету сценариста «Игры» Роберта Родата.

Единственное, что удалось авторам, – это оригинальное название «Кэтчер был шпионом», утраченное в прокате. Но абсурдный парафраз названия повести Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (The Catcher in the Rye) по определению непереводим. Другое дело, что решительно непонятно, какая муха укусила прокатчиков при переводе вводного титра. «Разведка послала в Швейцарию еврея-бейсболиста» превратилось в «Разведка послала в Швейцарию своего агента». Однако звезду бейсбола Мо Берга (Пол Радд) узнают в лицо даже таксисты, а еврейство его непрестанно поминается.

Возможно, причуда перевода объяснима желанием снизить градус абсурдности сюжета. Еврей-бейсболист в роли киллера – это столь