Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

до такой переделки нипочём не додумался. Сам бы корпел, – и он, подумав, с некоторым сожалением добавил: – А в итоге получилось бы намного хуже.

– Согласен, – кивнул Голицын. – А почему? Потому что ты, Лукьяныч – порядочный человек, и столь цинично врать не умеешь. За что я тебя, между прочим, уважаю, ценю и люблю. Эти же только одно и могли – лапшу на уши вешать. И не только своему народу, но всей Европе. Правда, с великим вдохновением, поскольку сами в свою брехню верили.

– И впрямь мастера, – поддакнул Иван. Про лапшу он не переспрашивал – слышал не впервой, так что знал.

– Да уж. Превеликие. Пожалуй, автора этой восхитительной брехни можно и от виселицы уберечь. Ну-ка, кто это у нас? – заглянул Виталий в конец текста. – Вообще-то подпись Керенского. Мда-а. Неужто и впрямь самолично накатал? Хотя по стилю и впрямь на авторство этой скотины похоже. Языком трепать эта зараза мастер. Ну и ладно, всё равно стоит помиловать, после того как поймаем. Как мыслишь, Лукьяныч? – и Голицын бодро хлопнул Солоневича по плечу.

– А он про нас сразу дрянь всякую строчить начнёт, – проворчал Иван.

– Не начнёт. Мы ж ему в камеру листы строго под отчёт давать станем. Чтоб все до единого возвращал.

– В камеру?

– Ну а как ты думал? Неужто такого сладкоголосого брехунка на свободу выпускать? Я ещё из ума не выжил. Лучше сотню большевиков отпустить, чем его одного – вреда меньше будет. Не-ет, его смертный приговор можно заменить исключительно на пятьдесят лет тюремного содержания. В Бутырке. За планомерный развал страны.

– Пятьдесят?!

– А ты сам посчитай. Одна «Декларация прав солдата» не меньше чем на четвертак потянет. А у него таких «подвигов» в избытке. И все они подпадают под графу государственной измены. Зато у нас с тобой, едва мы его посадим, настоящая лафа начнётся, – Голицын блаженно зажмурился. – Представь: едва нам государь закажет сочинить чего-нибудь эдакое, мы сразу к арестанту. Давай, Фёдорыч, сбацай… очередную «Мурку». И на следующий день императору готовенький и люто патриотичный текст на стол – бабах! А сами палец о палец не ударим.

– Станет Керенский на нас работать, как же, – хмыкнул Солоневич.

– Так не задаром же! Мы ему платить станем. За каждый выполненный заказ – булочку. С маком. А если в наш текст ни одной правки на Совете не внесут – ещё одну. С изюмом. Премия. И по выходным стакан молока. За вредные условия работы. Чай, не злодеи. А станет брыкаться – трёхразовое питание введём.

– Это что ж за наказание такое?

– Трёхразовое означает три дня в неделю: вторник, четверг и суббота, – невозмутимо пояснил Голицын и, напоровшись на недоуменный взгляд Ивана, пояснил: – Я слыхал, в одном сиротском приюте директор так с провинившимися воспитанниками поступал.

– С детьми?! – охнул Солоневич. – Да его убить за это мало!

– Увы, сам сдох, – сожалеюще развёл руками Виталий, и благодарно улыбнулся Ивану. – Но всё равно спасибо.

– За что? – не понял тот. Голицын грустно усмехнулся.

– За сочувствие… к детям…

Регентский совет текст одобрил практически без поправок, а Алексей с такой благодарностью взирал на автора, что Виталию стало немного стыдно. Но он успокоил себя мыслью, что когда Керенский окажется в тюрьме, непременно выделит ему сразу три булочки.

По наступлению Совет принял положительное решение, чего и следовало ожидать. Но касаемо немедленного… И Голицын назвал число немецких дивизий. Дескать, со слов разведки, в распоряжении Виттельсбаха находится пятьдесят пять пехотных и восемь кавалерийских дивизий.

Звучало внушительно, что и говорить. Правда, истине не соответствовало. Хотя цифры и не были взяты с потолка – их назвал его тайному посланцу сам генерал-фельдмаршал, – но они изрядно устарели. Дело в том, что Виталий спрашивал у Виттельсбаха о количестве дивизий, имевшихся под началом баварского принца на момент их личных переговоров. Потому немецкий командующий и не колебался, озвучив их прежнее число. Такое было ему только на руку.

Про несвежесть данных Виталий от Совета не утаил, вскользь небрежно обмолвившись, что донесения разведки, разумеется, датированы не сегодняшним и не вчерашним днём. Можно предположить, что сейчас, с учётом отправки нескольких на Западный фронт, их число слегка уменьшилось. Но даже если вычесть две-три или пять, да еще столько же из тех, что ныне пребывают в Малороссии, всё равно количество оставшихся весьма внушительно. Посему о немедленном наступлении лучше забыть и готовиться к нему планомерно, дабы избежать лишних жертв.

А под конец выдал про «испанку». Мол, именно сейчас столкновения с немцами таят в себе и иную опасность. В случае контактов с пленными солдатами кайзера наши воины неминуемо подхватят от них новую и чрезвычайно опасную форму гриппа, свирепствующую в Европе и уже успевшую загнать в могилу более полутора десятков миллионов человек.

– Да, да, никого преувеличения, именно более пятнадцати миллионов умерших, – заявил Голицын, переждав гул голосов. – Сведения абсолютно точны, поскольку поступили сразу из нескольких и весьма надежных источников, верить можно. Болезнь даже название успела получить: «испанка». Это оттого, что в оной стране появилась первой.

– Мне уже писали мои коллеги по поводу так называемой синей смерти[32], – кивнул Боткин, подтверждая своим авторитетом сообщение Виталия.

Тот благодарно кивнул лейб-медику и продолжил:

– Именно потому я бы предложил ни в коем случае не торопить Генштаб со сроками. Да будет известно, что оная хворь не любит низких температур и есть надежда, что ближе к концу осени слегка поутихнет.

Сработало на все сто. Регентский совет, напуганный столь опасной болезнью, поступил в точности согласно предложениям Виталия. Более того, все дружно отставили в сторону вопрос о начале боевых действий, вместо того принявшись обсуждать меры по предотвращению её проникновения в Россию.

После чего Голицын, собрав особо доверенных лиц из числа генералитета (Маркова, Каппеля, Деникина, Дроздовского и Слащёва), в тот же вечер устроил тайное совещание.

Вначале Виталий поставил их в известность, что сведения, которые он им сообщит, являются важной государственной тайной. После чего огласил «последние донесения» его резидента из Берлина. Дескать Германии долго не продержаться, и в конце этой осени она лопнет как воздушный шар. За точность его прогноза Голицын готов ручаться головой. Следовательно, куда выгоднее дождаться её развала, ничего не предпринимая и, соответственно, ничем не рискуя.

Но коль от Регентского совета поступило требование приступить к подготовке широкомасштабного наступления на Второй рейх, надо его послушно принять к исполнению. Это успокоит не только иностранных дипломатов, но и весь народ, пребывающий в эйфории от кажущейся лёгкости возврата царской власти.

Посему придётся регулярно извещать господ регентов о ходе