Оборона Пальмиры, или Вторая гражданская - Пётр Межурицкий

Одна сбежала с неким жуткого вида и запаха странником, каликой перехожим, специализирующимся в основном на академических кругах и обласканном ими за всякую ахинею то про златоглавого истукана с серебряными персями, то про состояние, в котором живет душа в ближайшее время после смерти.

Другая ушла к хлыщеватому руководителю аттракциона мотоциклистов-гонщиков по вертикальной стене, а жена товарища подполковника, – стыдно сказать, к бывшему капитану ОБХСС, ныне безработному тунеядцу и борцу за экономические права трудящегося человека.

Списать бы все эти неприятности на бабские неустанные поиски истинного оргазма да забыть, но профессиональная совесть не позволяла: живут же люди и без оргазма, как, впрочем, и без абсолютной истины. Хотя без истины и оргазма тут, конечно, не обошлось, ибо оргазм, как коммунизм, более всего хорош в перспективе. Видать, чуют эти сучки будущих победителей. Он еще сам, подлец, в полном говне и ведать не ведает, какое светлое карьерное будущее его ждет, а у нее уже от него, подлеца, истинный оргазм.

И тут часть паркетного покрытия пола кабинета со скрипом начала приподниматься, и в образовавшемся отверстии появилось благородно покрытое слоем трудовой пыли плакатное лицо рабочего человека средних лет. «Неужели Аркаша?» – в первое мгновение обомлел Андрей Павлович, но уже в следующее от сердца отлегло:

– Ах, это вы, князь! Подумать только, сам Шульхан-Кисеев пожаловали. Поздравляю себя и вас! Не думал, признаться, что вы столь близки к цели.

– А мне казалось, что вы все знаете, – князь окончательно выбрался из своего подполья и огляделся.– Ну что ж, именно таким я и представлял себе рабочее место рядового сотрудника органов и рядового сотрудника органов самого по себе как такового. Скажу прямо, стыдиться вам нечего. Более того, вы прекрасны. Можно я полью цветы на подоконнике? Они мне тоже сразу очень понравились. Обожаю гвоздики и КГБ за его безукоризненный вкус. Кстати, где тут у вас можно принять душ, переодеться и вообще привести себя в порядок после многолетней трудовой вахты? Я ведь отлично понимал, что рано или поздно здесь окажусь, но, боже, как мне не хотелось, чтобы меня сюда доставили или, на худой конец, вызвали. Не переношу пошлости. Пришлось пятнадцать лет у всех на виду рыть подкоп, объясняя интересующимся, что прокладывается новый трамвайный маршрут. Господи, как я ошибся, и как прав был автор «Собачьего сердца» в другом своем произведении искусства. Ни за что, слышите, ни за что ничего никому не объясняйте, когда делаете то, что вам самому хочется делать, и от вас непременно отстанут. Но мне, увы, некому было посоветовать этого, и лет десять назад какой-то чертов трест вызвал меня на социалистическое соревнование…

– Не утруждайте себя, князь. Я сам могу поведать вам всю вашу историю.

– Нашли, чем удивить. Отец Дмитрий настучал? Я, право слово, более других на него и рассчитывал. А между тем не надо недооценивать первоисточников, ибо даже самооговор природы – есть лишь одна из бесчисленных форм ее чистосердечного признания, равно как насильственная доставка фактов на алтарь естествознания – в сущности, та же явка с повинной. Такова природа, которая сама жаждет дотошного исследователя своих тайн, в особенности греховных, а кто такой преступник или даже просто подозреваемый, как ни дитя природы-матери и, допустим, Бога-отца? Впрочем, если национальность детей определять только по матери, как это принято у евреев, то все грехи наши можно смело списать на мать, из чего следует, что Бог – это Бог, а природа – дьявол. Да-с. Интересно, из партии за такие идеи исключить могут? От церкви запросто отлучат. Вот ведь, какой у нас с вами интересный разговор получается. А эти ваши осведомители вольно или невольно перевирают действительность, искажают мои слова и факты биографии. Многого они просто не в силах осознать. Боюсь, нет ничего глупее, чем воображать себе картину мира и судить о личности, опираясь на донесения агентов, показания свидетелей и интерпретации аналитиков, потому что будь на вашем месте шаман с его специфическими методами познания, безопасность государства была бы защищена ничуть не лучше и ничуть не хуже. Просто сейчас ваша очередь.

– Положим, князь. Однако, насколько я заметил, и вы не склонны отказаться от своего титула, который, в сущности, означает лишь то, что несколько сотен лет назад ваш предок был чем-то вроде Первого секретаря обкома партии. Кстати, раз уж речь зашла о природе-матери и национальном вопросе, то позвольте узнать, как вы относитесь к евреям?

– Спрашиваете! Я из старинного антисемитского рода по матери. Еврейский вопрос – это наш фамильный по матери конек на протяжении веков. Уже дед моего прадеда застрелился из арбалета, потому что почувствовал себя настоящим евреем. Пал, так сказать, жертвой непрерывного циклического процесса. Уверен, что в известной степени чувствовал себя евреем и другой мой предок, но уже по отцу, князь Шульхан-Кисеев, сосланный в Сибирь и поротый там, как полагают некоторые исследователи, за проповедь ереси жидовствующих. А что делать? Все мы рано или поздно превращаемся в объект своего исследования, и поскольку до сих пор не существует достоверной методики точечной идентификации цикла, то совершенно невозможно определить, кто кого на самом деле расстреливает в каждый данный настоящий момент. Недаром многие посвященные считают Гитлера сионистом.

– А при чем тут Гитлер?

– Ах, какой вы темный и непосвященный. Неужели диссиденты и впрямь молчат на допросах, или вы совершенно не о том их спрашиваете?

Даже если старший лейтенант и собирался ответить на вопрос князя, то он не успел этого сделать, потому что селекторная связь донесла голос секретарши:

– Андрей Павлович, к вам Херувим.

Через некоторое время в кабинет вошел отец Дмитрий и, узнав князя, тут же все совершенно неправильно понял, весьма кисло ухмыльнувшись в бородку.

– А вот и не угадали, – опроверг столь естественную в данных обстоятельствах гипотезу князь. – Я здесь на экскурсии, но, признаться, рад нечаянной встрече со своим духовником. Для наших прихожан вовсе не является секретом, что сознательная часть духовенства именно таким образом исполняет свой патриотический долг. Никто никогда и не верил в такую глупость, как отделение церкви от государства, потому что, если еще можно спорить о том, что бывает с душой после отделения от тела, то все, увы, прекрасно себе представляют, что бывает с телом после отделения души, даже в том случае, когда отдельно взятое тело берет под свое покровительство великая держава, такая как Древний Египет, например. Что ни говори, а жизнь и в состоянии долгой и продолжительной болезни все-таки прекраснее самых нетленных мощей.

Сконфуженно уставившись на дырку в полу и, по всей видимости, пребывая в некотором трансе, отец Дмитрий протянул шефу донесение, которое тот принялся читать вслух, сославшись на то, что у них теперь не может быть от князя никаких тайн:

ДОНЕСЕНИЕ

Сим сообщаю, что вверенный моему пастырскому попечению князь, о спасении души которого молитвенно взываю к Небу, прилюдно похвалялся в намерении досрочно завершить рытье подкопа в здание управления КГБ, смущая благочестивых богомольцев возможностью осуществления чудесного подвига своего. Херувим.

– Ну что ж, – старший лейтенант отложил донесение в сторону, – спасибо, батюшка, за содержательный текст. Но почему в нем так мало о размышлениях героя? Почему так скупо о его внутреннем мире и внешнем круге общения? Ничуть не помешали бы динамике повествования и описания различных уголков нашего незаурядного в архитектурном отношении города. А погода? Знаете ли, одно дело антисоветчина, произнесенная ясным летним днем, и совсем другое – зимним тоскливым вечером. Поймите, то, что вам порой представляется мелочью, может оказаться самым существенным для читателя. Какой-нибудь, знаете ли, штрих, отдельная интонация, и все оживет, заиграет. Почему бы вам не начать посещать городскую литстудию, а? И, кстати, давно хотел вас спросить, как вы относитесь к евреям?

Весь транс отца Дмитрия как рукой сняло. Он прямо на глазах ожил и словно бы просиял. Казалось, еще немного, и он просто пустится в пляс, что и произошло. Практически стоя на одном месте, священник начал исполнять некие странные па, сопровождая их мычанием, в котором постепенно стало угадываться сладкозвучие.

Состояние необъяснимого счастья, во всяком случае никак не связанного с данными конкретными обстоятельствами, вдруг охватило присутствующих. Положив руки друг другу на плечи, старший лейтенант, князь и батюшка монотонно раскачивались из стороны в сторону, вперед и назад, издавая в унисон нечленораздельные звуки. Впрочем, нечленораздельными они представлялись бы стороннему гипотетическому наблюдателю, к тому же пребывающему в более или менее реальном пространстве, не чуждом представлениям о времени. Для участников же сего спонтанно возникшего мероприятия звуки были полны невыразимого смысла, в отличие от пространства и времени, всякий смысл утративших.