Коварный искуситель - Моника Маккарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ускорила ритм: забирала его и отпускала обратно, в безумном забытьи упиваясь собственным наслаждением. В жизни не видел Лахлан ничего прекраснее.
Она опиралась руками о его плечи, принимая в самую глубь своего тела. Их лица едва не соприкасались. Груди ее восхитительно подпрыгивали, терлись о его грудь, мышцы лона сомкнулась вокруг его копья, втягивая в себя медленными толчками.
Он хотел ей доказать, что это всего-навсего похоть, а вышло так, что сам испытал прекраснейший в жизни момент невероятной близости. И вот опять этот могучий порыв, когда тебя уносит, затягивает в водоворот, природу которого не понимаешь.
Он куда-то летел, падал, теряя сознание, но хотел еще и еще… Крепче обхватив за талию, он принялся осыпать Беллу жадными поцелуями, уступая в последний раз, прежде чем резко выйти.
Злясь на себя и на нее – как она посмела? – Лахлан грубо нажал тяжелыми ладонями на ее бедра и прорычал:
– Хватит!
Эта внезапная перемена, лишившая их обоих удовольствия, возмутила Беллу:
– Что-то не так?
– Встаньте на четвереньки. Я возьму вас сзади.
Лахлан отчетливо сознавал, что скатывается к опасной черте, и был противен самому себе. Наверное, именно так обращался с ней муж: грубо, бесцеремонно, как со шлюхой.
Выражение ее лица мигом его отрезвило. Он зашел слишком далеко. И знал это. Она никогда его не простит. Но разве не этого он добивался? Стыд разъедал его точно кислота. Он понимал, что не прав, но остановиться уже не мог.
«Скажи мне «нет!», дай по морде, как я того заслуживаю!»
– Так что же? – Перчатка была брошена.
Что, если она откажет? Лахлан и хотел этого, и боялся.
– Вы полагаете, что я струшу? Хотите напугать? Да вы и понятия не имеете, что мне пришлось пережить… – Белла покачала головой. – Зачем вы так, Лахлан? Почему пытаетесь выглядеть подлецом?
– А я и есть подлец. Вы что, еще не поняли?
Ее взгляд был полон сострадания, но не только: он увидел в нем что-то еще. что-то такое, отчего сжималось сердце.
– Да, это я поняла давно.
Смирение, прозвучащее в голосе, разозлило его еще больше, и он рявкнул:
– Так вы намерены продолжать или нет?
Его грубость не обескуражила, и, вздернув подбородок, она усмехнулась:
– Вы ведь только этого хотите?
Лахлан услышал в ее голосе вызов и понял, что ей-то нужно было от него гораздо больше.
– Да, именно так, – подтвердил он, скрипнув зубами.
Только вот обмануть он не сумел ни ее, ни себя.
Белла покачала головой, словно перед ней было малое дитя, которое ее разочаровало. Видит Бог, он не этого хотел.
Она поднялась с его колен и встала. Сейчас она уйдет! Лахлан задержал дыхание. Еще мгновение – и он окликнет ее, извинится, обнимет и окутает нежностью и заботой – сколько там накопилось в его душе. Она заслужила другого отношения к себе, и он хотел ей это дать, да только не знал как.
Наивный, если думал ее испугать! Белла Макдуфф настоящий боец.
Она взяла плед, расстелила возле костра и, не спуская с него глаз, медленно встала на четвереньки. Сердце замерло у него в груди, но не только потому, что ему открылось впечатляющее зрелище: его обескуражил ее взгляд, который светился таким доверием, которого он, черт возьми, не заслуживал.
Воздух в легких сгустился так, что стало трудно дышать. Эта женщина – воплощение красоты и мятежного духа – бросила ему вызов: «Попробуй обращаться со мной так, попробуй отказаться от меня!»
Белла видела его борьбу с самим собой и знала, что ему страшно. Всем своим существом он пытался отвергнуть то, что она ему предлагала, выискивал слабость, чтобы нанести удар.
Неужели Лахлан думает, что, унизив, сможет взять над ней верх, сломать ее волю? Да она прошла через такое, что ему и не снилось. Отвратительно, что он обернул против нее боль и страдания ее прошлого, но еще хуже, что пытался опошлить и лишить смысла то, что их связывало.
Напрасно! Как ни старался Лахлан выглядеть подонком, нежность его прикосновений проливалась бальзамом на раны, нанесенные его же словами. Она была дорога ему, Белла это чувствовала. Как он заглядывал ей в глаза! Как прикасался к ней! Сомнений не оставалось: их связывало нечто куда большее, чем страсть, чем вожделение. Ей только и нужно, что заставить его это понять.
– Ну, чего же вы ждете? Разве это не то, чего вы хотите?
Она хотела, чтобы он сказал «нет», чтобы понял – этого не нужно, чтобы заключил ее в объятия, и, уложив бережно на плед, целовал до тех пор, пока грубость не забудется, а потом любил со всей страстью и чувством, что – она знала – бушует в его душе, чтобы признал, что между ними существует особенная связь.
Но Лахлан стиснул зубы, набираясь решимости, подошел к ней сзади, опустился на колени, обхватил ягодицы, пристроился между ног, но почему-то не вонзился в нее.
Белла не раз вставала в эту позу и находила ее исключительно неприятной: унизительной и некрасивой, – но сейчас все было иначе: ей почему-то не было стыдно.
А он тем временем, поглаживая ее ягодицы, хриплым голосом сказал:
– Какая вы красивая!
Беллу снедало странное нетерпение. Она чувствовала его возбуждение, но он только ласкал ее. Да, ласкал! Его руки нежно гладили ее: ягодицы, живот, бедра, груди, чуть пощипывал соски. Но вот огрубевшая в боях рука скользнула между ног, и она вскрикнула.
Она чувствовала толстый горячий ствол возбужденной плоти, упирающийся в ее ягодицы, ощущала легкое щекотание волосков на могучих бедрах. Одна рука ласкала ее грудь, другая пробралась к чувствительному местечку между ног.
– Скажите, если вам не хочется, – сдавленно прошептал он ей на ухо.
Он оставлял ей выбор. Сердце Беллы подскочило. Вот чего она ждала! Лахлан хотел повелевать и унижать, доказать, что все это грязно и бессмысленно, да только не вышло! Ему не все равно!
Между ног скопилась жаркая влага. Его возбужденная плоть толкалась сзади, недвусмысленно намекая на то, что ждет впереди. В ответ Белла прижалась к его паху и прогнулась так, чтобы ему было понятно, чего она ждет.
Господи, как же жарко! Странно, почему она испытывает такие ощущения? Да, ей хочется, и куда сильнее, чем она была готова признаться.
Одной рукой он перекатывал между пальцами ее сосок, а другой умело раздвинул ягодицы. Истекая
