Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом она прильнула к его губам и так крепко поцеловала, что у него перехватило дыхание и закружилась голова.
В эту минуту мир был погружен в глубокий сон, и во всем мире подлинная жизнь, казалось, текла только в одном месте: в комнате покойной царицы Мариамме.
66
Перед самым рассветом Ольга и Соломпсио, утомленные необыкновенно страстной ночью, сладко уснули. Стараясь не будить их, Элохим осторожно встал с кровати. Соломпсио на какой-то миг приоткрыла глаза, придвинулась ближе к Ольге и, обняв ее, вновь уснула. Элохим оделся, подошел к кровати. Левая рука Ольги чуть свисала с края кровати. Элохим достал из кармана бриллиантовый камень величиной с жемчуг, вложил его в ее ладонь и бесшумно вышел из комнаты.
Вскоре без всяких приключений он вернулся к Эл-Иафафу. Не теряя времени, они ускакали от Крепости в сторону Безеты.
Всю дорогу Элохим молчал. Заметив его безмолвие с первой минуты, Эл-Иафаф решил не задавать ему никаких вопросов, за что Элохим был ему благодарен. И он ушел в свои мысли.
Мысли его вращались вокруг трех женщин – Анны, Ольги и Соломпсио. Соломпсио поразила его своей смелостью, изобретательностью и раскованностью. Без всякой стыдливости и стеснения она сняла с себя ночную рубашку и забралась к ним в постель. Легко и свободно. Она не испортила ему встречу с Ольгой, наоборот, украсила ее, увенчала ее редчайшей радостью. Ведь она не сразу вторглась, а сначала дала им возможность вдоволь насладиться друг другом наедине. И лишь потом пришла к ним и помогла преодолеть существовавшую между ним и Ольгой стыдливость, внесла раскованность в их телесное соприкосновение, свободу движения. Несомненно, Соломпсио превратила встречу с Ольгой в уникальное событие. В его память прочно врезалась красота сплетения двух чудных созданий.
До этой ночи он и не подозревал, что любовь одновременно с двумя женщинами могла бы быть столь невинной, естественной, чистой и красивой. У него исчезло внушенное ему сызмальства иудейское убеждение, что мужчина и женщина лишь половинки целого и что каждой половинке суждено искать свою половинку и, соединившись с ней в любви, образовать одно целое – «эхад» (echad). «Если мужчина плюс женщина есть целостный человек, – думал он, – то женщина плюс мужчина плюс женщина – должно быть божеством. Высшая божественная любовь всегда троична и свободна от всякого стыда, от всяких предрассудков».
Однако, как только он думал об Ольге и Анне, его неизменно охватывало чувство смущения. Его смущало, что он влюбился в Ольгу точно так же, как когда-то в Анну. В то же время ему было стыдно перед Ольгой – за то, что дал Анне слово переспать с ней. И наконец, не мог понять, как он может любить одновременно двух женщин, что никак не укладывалось в рамки его иудейской совести. Невольно задумался.
«Откуда у нас чувство стыда, – думал он. – Первым, что испытали Адам и Ева после согрешения, был стыд. Стало быть, корни стыда в грехе. Грех порождает стыд. Если ты не греховен, тебе нечего стыдиться. И наоборот, если стыдишься, значит, греховен».
Ему вспомнился один мальчик из далекого детства, который краснел как девочка всякий раз, когда кто-нибудь обращался к нему. У него были курчавые волосы, близко посаженные маленькие глаза и длинный острый нос. Было что-то необъяснимо противное в выражении его лица и в его стыдливости. Позже Элохим узнал, что тот мальчик любил тайком мучить котят. Вешал их за хвосты на ветках и истязал. Между тем взрослые с похвалой отзывались о его застенчивости, ставили его в пример другим мальчикам. Стало быть, краснеющие щеки были естественным орудием, чтобы вводить людей в заблуждение.
Они промчались мимо пруда Патриархов. Вдали, над Масличной горой, появился ослепительно-сверкающий диск Солнца. Элохим невольно взглянул на небо. В память врезалась его бездонная синева.
Было свежо и приятно скакать верхом. Город еще спал. И Элохиму подумалось, что в эти минуты во всем мире лишь они одни – он и Эл-Иафаф – несутся на лошадях под необъятным небосводом. Вспомнил, как Г.П. говорил о великой мечте управлять Вселенной, и поразился, как в человеке одновременно могут уживаться великая мечта и гадкое желание истязать котят.
Они обогнули Голгофу и выехали на дорогу в Безету. Его мысли вновь вернулись к Адаму.
«Интересно, краснел ли Адам от стыда?» Наверняка. Ведь ему надо было скрывать свой грех, вводить Бога в заблуждение.
Вдруг он вспомнил, что рабби Иссаххар как-то ему говорил, что Адама Бог вылепил из красной глины. Порою, ты с изумлением осознаешь, что привычное тебе слово имеет и другое, не менее обычное значение. Так и Элохим внезапно открыл для себя, что ведь «Адам» означает «красный». Нет, он не мог краснеть. Он был красным от рождения.
На встречу с Ольгой он шел одним человеком, возвращался от нее другим. Соломпсио и Ольга оставили в нем чувство радости, на редкость теплое воспоминание, тронутое грустью, от того что ему не удастся никогда вновь увидеть их.
67
Дверь им открыл Иосиф. Иудифь сообщила, что госпожа наверху у себя. Элохим пожал Эл-Иафафу руку и сказал:
– Я пойду теперь к Анне, а потом позавтракаем вместе.
Анна сидела у окна. Увидев Элохима, она тут же встала и пошла ему навстречу. Элохим понял, что она просидела у окна всю ночь. Он достал из кармана золотое ожерелье, усыпанное бриллиантами. Это было самое дорогое ожерелье, которое Эл-Иафаф нашел у ювелира Аминадава, когда встречался с Черным Евнухом. Тогда же у Аминадава был куплен для Ольги и самый крупный из имевшихся у него бриллиантов.
Лицо Анны просветлело. Она подошла и повернулась к нему спиной. Элохим надел ожерелье ей на шею, обнял ее и поцеловал волосы. Она положила голову ему на плечо и, закрыв глаза, вздохнула.
– Я была уверена, что ты сдержишь свое слово.
Элохим повернул ее лицом к себе.
– Анна!
– Теперь я спокойна за тебя.
– Анна!
– Ничего не говори. Я все знаю. Главное, Элои, ты сдержал слово!
Он прижал ее к себе, вдохнул родной запах ее волос.
– Я рада, что ты ее любишь. Так же сильно, как меня. Теперь я и сама ее люблю.
Внезапно вся ее просьба предстала в ином свете. «Так ею двигала не простая месть Ироду!?» Она не связала бы его словом ради одной только мести, как бы глубоко Ирод ее не задел. Само собой, это не было и простым капризом беременной женщины. Вдруг вспомнив Асю, Элохима осенило, что ради