Пустырь (СИ) - Новер Анна

— Мышонок, — сел на край рядом с девушкой, не нарушая ее личного пространства. — Поговори со мной, — мягко попросил. — Я не враг тебе.

— Нет, ты враг! Главный враг, — я слышал по голосу, что она плачет.

— Арина! — предостерег ее, но девушка уже не слышала меня.

— Я верила тебе, но больше так не ошибусь. Уйди, оставь меня.

Срываясь на крик девчонка, стала брыкаться, толкая меня сквозь свое покрывало ногами. Толчки были довольно сильные, но особого вреда причинить не могли. Я встал, чтобы она не тратила силы.

— Ты мне противен, исчезни!

Я точно знал, что о своих словах она потом пожалеет, поэтому заставлять ее жалеть еще больше смысла не было.

Уже через мгновение я прижимал ее бьющееся в слезах тело кровати, силой распластав его на одеяле. Не помню, кто научил меня этому трюку, но он срабатывал беспроигрышно. Не давайте тому, кто бьется в истерике сжиматься в комок. Чем больше человек подгибает конечности и сворачивается, тем больше у него становится сил на истерику. Такая поза дает чувство защищенности и силы растут. Лучшее успокаительное- заставить человека распрямиться, распять его тело.

— Не трогай, пусти, — она даже не смотрела на меня, продолжая отчаянно бороться, но с каждым разом рывки были слабее и слабее.

— Тише, спокойно. Так ты себе только вредишь.

— Не твое дело, — резко дернувшись в попытке освободиться, она устремила на меня пронизывающий взгляд. — Как ты мог так со мной поступить? Как? — мышонок сорвалась на крик.

И хоть физически она успокоилась, ее психическое состояние только накалилось.

— Арина хватит, — старался говорить как можно спокойнее, но внутри все горело, видя ее состояние. — Ты наносишь себе только вред. Если ты сейчас не успокоишься сама, я вколю тебе успокоительное. И я не шучу!

— Я ненавижу тебя. Ненавижу.

Тихо и обреченно прозвучал ее голос. В нем уже не было прежней злости. Пустой и безжизненный он с равнодушием палача констатировал факт ненависти.

Сука! Если бы не эта ситуация, я бы влепил ей такую пощечину, что она никогда больше не позволила бы себе таких слов. Если бы она знала сейчас, каких адских усилий мне стоило, чтобы содержать свою агрессию. Выровняв дыхание, я проглотил ее слова, никак не отреагировав.

Со временем обмякнув, Арина перестала сопротивляться, лишь слезы продолжили бежать по щекам. В груди неприятно защемило при виде этой картины.

— Почему ты так убиваешься? — зажмурившись, она попыталась сдержать всхлип. — Вернее, я догадываюсь почему. Мне интересно почему именно.

— Хэдер, — она произнесла лишь имя и слезы вновь полились по щекам.

— Тише-тише, малыш.

Захлебываясь плачем, она что-то шептала, но разобрать я не смог. Слез с нее, прижимая девочку к груди, в том самом месте, где адски болело. Ее слезы резали меня будто ржавой ножовкой. Маленькое тело лежало в руках безвольной куклой. Она дрожала, то напрягаясь, то вновь расслабляясь и затихая. Крепко сжимал и продолжал медленно гладить ее по спине, волосам, голове.

— Беременность — это не конец света.

Хотел, чтобы прозвучало успокаивающе, но вышло наоборот. Девушка неожиданно толкнула меня со всей силы в грудь и отползла на другой край кровати. Опухшее от слез лицо, всклоченные волосы и глаза насыщенно синего цвета. Впервые видел ее настолько злой.

— Это ты виноват, что так вышло. Ты! — почти что выплюнула мне в лицо эти слова.

— Что вышло?! — блять, как же бесил ее враждебный настрой. — Не знала как появляются дети?!

— Я не хочу здесь быть. Отвези меня домой, в город.

— Захочешь! — с нажимом произнес я. — Не ты ли пару дней назад так восхищалась этим домом и озером?! Или что, они уже успели разонравиться? — ее слова мастерски выводили из себя.

— Я не хочу больше видеть ни тебя, Хэдер, ни твой дом. Предатель!

— Забудь! — говорил тихо, сдерживая себя, но уже хотелось кричать матом. — Прекрати свою истерику и приди в себя. Это и мой ребенок тоже и никуда уйти я тебе не позволю, — опухшие глаза напротив презрительно сощурились.

— А если не твой?! Ты не можешь этого знать.

Я физически ощутил как порвалась внутри меня цепь, удерживающая зверя. Распространившаяся словно яд ярость вырвалась наружу подобно взрыву. Рукой жестко схватил девчонку за щеки. Я видел, как в заплаканных глазах отразилась боль и страх, но мне было уже пофиг.

— Закрой рот. Предупреждаю, тебя Арина. Если еще хоть раз ты скажешь что-то подробное, пиняй на себя, — и разжав пальцы, я схватил, лежавший на покрывале, телефон, швырнув его об стенку.

Конечно, я понимал, что Арина, скорее всего, врет, пытаясь задеть меня… девяносто девять процентов врет. Но оставался один процент, что сказанное сгоряча- правда. Один сука процент! Что такое один процент против девяносто девяти? Погрешность. Но именно он был той микродыркой, через которую просачивались сомнения.

Вышел из дома набросив на плечи по пути ветровку. Тучи сгущались, заменяя небо. Будет дождь.

На душе было как-то особо паршиво. Меня словно камнем прижало к земле. Прежнее ощущение свободы действий покинуло меня. Я добровольно зашел в клетку и запер ее, а ключ откинул подальше.

Дети и я это всегда было чем-то из разных вселенных. До тех пор пока док деликатно не поинтересовался о способе предохранения. Я даже не понял, о чем он говорит, все мои мысли были сосредоточены на недвижимо лежащей Арине. Бледная и холодная она лежала там, и я, не задумываясь, отвечал на все задаваемые мне вопросы. Очнулся, лишь, когда услышал назначение лечения. Линтер выписал ей легкий препарат, безопасный для беременных, пока не будут готовы результаты ХГЧ.

— Чего?

— Райн, я не берусь утверждать, но либо твоя девушка беременна, либо это последствия сильнейшего стресса.

Я никогда не то что не мечтал о ребенке, я никогда не задумывался о нем. Нет, конечно, трахаясь без резинки подобные мысли возникают, но они исключительно практические. Как бы успеть вынуть, пока не стало поздно. Железное правило, которое ты соблюдаешь даже пьяный. Этим и заканчивались мои мысли о детях. Фраза «ты будешь хорошим отцом» никогда не звучала в мой адрес. Я не был отнюдь тем милым добрым парнем, о котором мечтает каждая девушка. Жестокий психопат, в жизни которого иногда наступает просветления. Мне был известен цвет моей души: не просто темный, а обсидианово-черный.

Я вырос и сформировался как человек в полных злости стенах детского дома. Я видел каждый день, как мальчишки толпой загоняли и избивали девочек. Как эти же девочки потом вставали и шли в комнаты к мелким и били тех в отместку. Правильно говорят, жестокость порождает жестокость. Видел, как в больничном крыле дети морщились от разных болей, но нянечка бездействовала, потому что квота на лекарства потрачена на прошлой неделе.

— Не ори так сильно, мешаешь мне спать, — недовольно ворчала та самая нянечка.

Единственное светлое пятно тех времен это Тумания, но и она превратилась в чернильную кляксу. Первая среди длинного списка имен, пострадавших от детдомовской жестокости.

И будь у меня сейчас ребенок, что бы я дал ему? Какой пример бы показал?

Сам не знал куда шел, просто петляя по лесу. Набрал Германа. Спустя три гудка отец ответил.

— Слушаю, Райн.

— Привет. Сводку досмотрю завтра, сейчас нет на нее времени.

— Какие-то проблемы?

— Не сказал бы, что это проблема. Но есть одно обстоятельство, по которому я хочу уйти, — не было смысла что-то скрывать от Германа. Он был честен со мной, а я с ним. И так было всегда.

Повисла недолгая пауза, прерывать которую я не стал.

— Хорошо обдумал?

— Нет. Решил десять минут назад.

— Ну что ж, это не мало, — иронично подметил Герман. — Шесть тысяч секунд, как-никак, — я ощутил, как на том конце провода собеседник улыбнулся. — Если ты захочешь вернуться, я буду всегда рад, сын.

— Спасибо, но не думаю, что вернусь. Завтра я перешлю тебе все материалы, которые у меня есть.

Первые капли прорвались сквозь листву, падая на лоб. Собираясь вместе, они бежали по лицу холодными дорожками. Но и это не остужало пыл. Кровь будто закипела внутри. «А что, если не твой?»- гулко отдавалось в голове. Одна фраза и один удар. Точный, верный, почти нокаутирующий. Девочка знала куда бить.