Тильда. Маяк на краю света - Кейт Андерсенн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ходила к доктору Риньи. И — неожиданно — вместе с «дядей Тири» сидела над звездной пылью. Она казалась просто камнем, испещренным следами пальцев. А король Тириан — кроме сноба оказался умным дядькой, не зря сирены умыкнули его за мозги. Сидя у постели безжизненного Джарлета мы вспоминали родителей моих и Фарра, и… на сердце становилось почему-то легче.
Дядя Тири смирился со своим прозвищем, но так и не мог понять, почему его друг Лукреций Жан-Пьери однажды вдруг встал на дороге начатой экспедиции вместе с вооруженными людьми. И искренне жалел о его смерти, но — королю не до сантиментов, если он хочет править твердой рукой, и он был обязан с мятежниками поступить соответственно. И семьи надо было обезвредить… В тот момент он думал не о судьбе маленьких мальчиков, а о мире в королевстве — таков удел правителя… Отчего же, отчего Лукреций предал его?..
Тогда я и попросилась у Фарра в фольклорные дни читать команде историю Объединенных Королевств. И он, и Ро сочли это отличным политическим шагом.
Фи, меньше всего я тогда думала о политике.
И засела за описание и упорядочивание наполовину уничтоженных заметок моих, мамы, того, кто писал со слов Сваля историю Сарасети… То в лице Дика, то в своем расспрашивала членов команды об их легендах. И не то трактат, не то учебник рос.
А Чак занимался делами квартирмейстера на мостике и в каюте капитана. У нас отлично получалось избегать друг друга. Безо всякой на то причины. Я занимала каюту днем в образе Тильды Сваль, а он ночью, пока я была младшим помощником Диком в гамаке.
Я даже не задавалась вопросом, почему никто не спрашивает Дика, куда он девается днем.
Двадцать пятого орботто случился мой публичный дебют. Тогда песен и танцев не было, так как Чак и Риньи не пришли: неожиданно очнулся Джарлет.
У меня случилось плохое предчувствие, но я на него наплевала и провела урок.
История династии Сарасети и Мерчевиля вплоть до прибытия Сваля прошла на ура, Китэ, Прум и Мати добавили пару штрихов к первому в нашем мире учебнику истории. Я была счастлива впервые с начала штиля, позабыв о предчувствиях.
На ночь засиделась в нашей с Чарличком каюте — раз квартирмейстер прикипел бодрствовать у постели брата, то до утра все равно не вернется, он при брате теряет рассудок и память. Выписывая главу о возникновении Буканбурга, вынося на поля вопросы о недостающих подробностях, надеясь, что однажды мне будет кому их задать, я, похоже, уснула.
Утром меня разбудила боднув в нос Алиса.
Глава 26
О предательстве белых мотыльков, дружеских чувствах и китах-убийцах
Море Белого Шепота, двадцать шестое орботто.
Я моргнула и тут же поморщилась: в шею будто вставили железный штырь. Так что резко отпрянуть согласно первому порыву не получилось, пришлось разноименное рукой потянуться к ключице и плечу, размять осторожно окаменевшие мышцы.
Алиса бесшумно выпустила и спрятала тонкий раздвоенный язык: скверная привычка пресмыкающихся. Громко и капризно прокомментировала мое кривое состояние:
— Сколько можно дрыхнуть⁈
Я осторожно выпрямилась, продолжая разминать затекшие части тела, с удивлением сняла со щеки прилипший листок:
«Ничего удивительного, что для экипажа „Свальбарда“ прошлое — это легенда. Видимо, здесь берет начало легкомысленное отношение к собственной истории в культуре современного Буканбурга».
Тьфу. Уснула за столом. Позвоночнику подобное противопоказано.
— Что ты тут делаешь? — проскрипела я Алисе, наконец отважившись повернуть шеей вправо и влево.
И первое, что увидела, так это разлегшегося звездой поперек кровати спящего Чарличка. Завалился прямо в сапогах, как был, в своем кричаще красном сюртуке. Он здесь. Внутри полыхнуло паникой и, неловко ерзнув, я с грохотом опрокинулась на пол вместе с собственным стулом.
— Да.
Это Алиса проследила за направлением моего взгляда.
Кастеллет на кровати приоткрыл один глаз:
— Не хотел тебя будить.
Я, кряхтя, поднялась с пола и угрюмо проворчала, исключительно для проформы:
— И теперь у меня вся спина деревянная.
Чарличек весело хмыкнул в балдахиновый потолок.
— Я бы перенес тебя на кровать, но ты ведь бегаешь от меня как от огня.
Меня мгновенно залило краской — уже привычно. Оставалось радоваться, что я не преобразилась в Дика, так что весь позор верно скрывает мерчевильская маска.
— Почему… ты так решил?
— Что решил?
— Что я… бегаю.
Мне казалось, это он. Хотя я тоже не против, да. Потому что ничем хорошим это не закончится.
— Да тут и решать не надо, — Чарличек со вздохом сожаления сел, покрутил головой. — Заметно.
— Ага, — ехидно согласилась Алиса.
Я попыталась сохранить лицо и предположила, указывая на бумаги на столе:
— Может, у меня просто слишком много дел?..
Чарлик поднял брови в притворном изумлении. Но неожиданно сдали… мотыльки, клявшиеся когда-то в верности.
— Она влюблена.
— В кого?
— В него.
— В Чарличка.
Картечь моих белых мотыльков величиной с кулак. Никакая рука-лицо, никакая маска помочь мне не могли. Это прямой текст, а не недомолвки на шканцах или в подводной пещере.
Алиса припечатала:
— И это тоже заметно, Чарличек. Просто ты смотришь вечно мимо, вечно в себя или в небо.
А вот это верно… Кастеллет хлопнул глазами и поспешно их протер, уставившись на меня. Я собралась привычно мотать в кубрик. Но остановилась.
— Сирены, — сказала я.
Чарличек оторопел еще больше.
— Сирены?..
— Они больше не прячутся на дне, раз вылезли наши друзья.
И рванула к двери. Но Чарличек оказался быстрее и встал между мной и казавшимся так близко спасением.
— Так ты правда влюблена в меня, Тиль?
Я спрятала свою маску и глаза в ладони. Что за… безобразие!
— Да, да, да! — хором завопили десять моих личных предателей под потолком.
Я топнула ногой и рявкнула почти как Фаррел:
— Отставить!
Повернулась к «мужу» в состоянии близком по определению к «разъяренный»:
— Сейчас есть вопросы поважнее, Чарличек. Если сирены снова