Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

в честности русского царя и Голицына, он, по просьбе Виталия, регулярно подвергал артиллерийскому обстрелу один из чехословацких полков, куда загнали всю финансовую шушеру.

Разумеется, немцы гвоздили по пустым квадратам, но рядом с полковыми позициями, посему банкирам, биржевым маклерам и прочим аферистам, привыкшим делать деньги из воздуха, было страшно до одури.

Дополнительную жуть на них нагнетал десяток людей, заблаговременно влитых в оную часть.

– Не боись, – покровительственно похлопывал один из них по плечу какого-нибудь Ивана Ивановича или Моисея Самуиловича. – Это что-о. Пустяшное дело. Не пристрелялась ещё немчура, везёт нам покамест. Вот когда по самим окопам гвоздить начнут – иное. Тогда и впрямь небо с овчинку покажется. Ну а про атаку и говорить неча, – и доверительно делился: – Наш-то полк император в первую линию определил. Сам слыхал – полковник Червинка в разговоре кое с кем обмолвился. Стало быть, достанется, когда наступать учнём. Считай, половина поляжет.

– Половина?! – охал бывший банкир.

– А то и поболе. Да ты о том не кручинься. Ежели враз насмерть, вовсе ничего не почуешь. Хлоп, и ты уже на небесах. Куда хужее, коль ногу али руку оторвёт. Да ещё не до конца. Лекари-то уже ныне, как я слыхал, жалуются, что с лекарствами худо. Особливо с морфием. Стало быть, будут наживую отпиливать. Ну рази водки в тебя стакан вольют. Тебе, Самуилыч, как, водку по вере потреблять не зазорно?

– Не-ет, – жалобно блеял тот.

– Тогда ништо. С ней, как ни крути, полегче будет. Хотя всё одно – тяжко придётся. Вот и разумей – всё равно подыхать, дак перед смертью ещё и намучаешься. Я, когда под Перемышлем при лазарете состоял, знаешь, сколь ентих самых ног с руками натаскался. А уж как орал народец – благим матом. Кой-кто и вовсе прикончить просил. А лекари не слушают, знай себе пилят…

А ещё тайные агитаторы угрюмо ворчали на то, что вот, дескать, слыхали они, будто кое-кто из богатых господ даже в таких условиях исхитрились выскользнуть из своих серых шинелей. И приводили пример с каким-нибудь толстяком, который, будучи призван, отписал государю прошение, вызвавшись за свой счёт наладить производство на простаивающем ныне из-за отсутствия денежных средств военном заводе. И что же вы себе думаете: прислушались к нему наверху да и забрали с передовой.

Словом, загодя забрасывали удочки. Надо сказать, срабатывало отменно. Ухватившись за эту идею, чуть ли не три четверти настрочили соответствующие рапорта. А уж когда их после конкретных переговоров с соответствующими представителями стали забирать из окопов, остальные, из числа менее догадливых, тоже взялись за перо. И ровно за три дня до подписания перемирия с Германией из полка укатил поднимать отечественную военную промышленность последний из дельцов.

Да, денежная река, на которую рассчитывал Голицын, не стала полноводной Волгой или хотя бы Окой, но на Клязьму или Яузу могла потянуть запросто.

Вдобавок Виталий исхитрился извлечь из их краткосрочной ратной службы и иную пользу. В письмах от имени императора, отправленных бывшим рабочим-красногвардейцам, которых Голицыну с Алексеем в своё время удалось убедить сложить оружие, помимо прочего говорилось:

«Помнится, во время нашей с вами встречи вы были изрядно возмущены происходящей несправедливостью, метко заметив: „Кому война, а кому мать родна“. Я целиком согласился с вами и пообещал приложить все силы к исправлению.

Спешу вас уведомить, что слово своё я сдержал. Ныне банкиры и прочие финансовые спекулянты, пытавшиеся нажиться на народных страданиях (далее следовал перечень фамилий с указанием занимаемых ими высоких должностей), призваны на службу в армию. Все они отправлены в N-ский полк, занимающий позиции на самом что ни на есть переднем крае. Более того, согласно планам предстоящего наступления на германские позиции, полк должен выступить одним из первых.

Правда, скрывать не стану – всех к сожалению выловить пока не удалось. Некоторые исхитрились скрыться, но они сейчас находятся в розыске, как дезертиры»…

…На самом деле сигнала о наступлении русская армия так и не получила. Не поступил приказ и двадцатого ноября. Согласно одного из условий предварительного перемирия, немецкие войска сами должны были вернуться на территорию Германии на позиции по состоянию на 1 августа 1914 года. Учитывая это, Марков, по рекомендации Виталия, проявил великодушие и дал дивизиям Виттельсбаха неделю на сборы, о чём предупредил германское командование.

Но не больше. И 27-го ноября русские войска неторопливо двинулись вперёд, неспешно занимая на севере Прибалтику с Белоруссией, а на юге – освобождаемую тевтонами территорию Донбасса и Новороссии, то есть Крым и Причерноморье.

На робкие протесты Скоропадского никто не реагировал. Царские войска продолжали неумолимо продвигаться на запад через Мариуполь, Бердянск, Мелитополь, Херсон, Николаев. Не замедлили они хода и когда достигли Одессы, столь же неспешно и основательно продолжив свой путь к Тирасполю, Кишинёву и Бендерам, занимая Бессарабию и далее знаменитый Измаил, прочно встав на левом берегу Дуная.

И вновь сказались ранее распространяемые среди населения агитлистовки с призывом старательно запоминать лица главных изуверов, чтобы ни один из негодяев не скрылся от справедливого возмездия.

На следующий же день после вступления передового полка в Евпаторию была арестована худенькая стриженая учительница Надежда Островская, в одночасье лихо переквалифицировавшаяся и руководившая в январе изощрёнными казнями морских офицеров.

В самом скором времени были арестованы и расстреляны три сестры – Антонина, Юлия и Варвара Немичи. Вся троица входила вместе со своими сожителями в состав судебной комиссии, заседавшей на одном из кораблей и подвергавшей перед смертью «белую кость» лютым пыткам.

Да и прочих негодяев из числа особо отличившихся борцов за счастье всего человечества тоже долго искать не пришлось.

Меж тем власти новоиспечённой Украины, возмущённо покудахтав и отправив куда только возможно свои многочисленные протесты по поводу оттяпанных земель, испуганно притихли, ожидая, что будет дальше. Но севернее, на территорию урезанной до прежних размеров Малороссии[45], императорские войска вторгаться не торопились, вновь застыв в ожидании.

И дождались.

Гетман Скоропадский, в одночасье лишившись германских и австро-венгерских штыков, мгновенно ощутил, как его и без того шаткое кресло правителя затрещало, начав разваливаться. Вынужденный по настоянию уходящих немцев освободить Симона Петлюру из тюрьмы, гетман понимал, что тот не угомонится. Благо, теперь у него имелся весомый повод поднять мятеж: вторжение иноземного государства на «исконные» земли страны, то бишь в Новороссию, на что официальные власти никак не реагируют.

Вышедший из тюрьмы недавний узник развил бешеную деятельность, и буквально через три дня гетман узнал, что на тайном заседании Национального союза оппозиция приняла решение об антигетманском восстании.

Ещё пара суток – и может стать слишком