Империи песка - Дэвид У. Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жюль встал напротив каминной полки, над которой всегда висела его сабля с эфесом из слоновой кости и головой орла на конце. Сабля принадлежала его отцу, а еще раньше – деду и прадеду. Длинный клинок сабли проливал кровь врагов Франции в битве при Ватерлоо и в Крыму. Он же проливал кровь сынов Франции во время революции 1789 года. Вместе с Жюлем сабля побывала на трех континентах. Она и там проливала кровь врагов и рассекала их тела, но клинок всегда оставался сверкающим и острым как бритва, готовым воздать честь тому, кому принадлежало это славное оружие.
А теперь над каминной доской была пустая стена. Саблю, как и многое другое, он утратил, попав в плен к Делеклюзу.
У Жюля имелась другая сабля, подаренная ему после итальянской кампании и хранившаяся в шкафу. Он достал саблю из деревянного футляра и присел на стул у окна. Оттуда открывался вид на большую каштановую рощу, тянущуюся вдоль длинной дороги к реке. Серп луны довольно ярко освещал местность. Жюль смотрел, как легкий ветер шевелит голые ветви. Листья полностью опали, и деревья стояли в ожидании белого зимнего покрова. Жюль распахнул окно. Холодный ветер наполнил комнату ночным воздухом поздней осени. С комода на пол полетели бумаги. А за окном было тихо и спокойно. Жюль неподвижно просидел у окна несколько часов. Голова продолжала раскалываться, но мысли постепенно прояснялись.
Жюль обнаружил, что рука сжимает игрушечного солдатика, которого Поль подарил ему целую вечность назад. С того самого дня, как сын на вокзале вручил ему подарок, солдатик постоянно находился у Жюля в кармане. Вместе с ним деревянный воин пережил падение империи и гнусную авантюру спятившего Делеклюза. Солдатик был его спутником в тюремной камере и видел, как рушится карьера полковника, а затем и брак. Жюль снова и снова вертел в руке фигурку с прутиком вместо правой руки, шлемом из половинки скорлупы грецкого ореха и пуговицами, нарисованными на мундире. Солдатик глуповато улыбался. Жюлю нравилось его разглядывать. Со временем у солдатика появился характер и истории из собственной жизни. Кусок дерева, полученный от сына, сделался чем-то значимым. Как хорошо, что Поль подарил ему этого солдатика!
Полковник сидел, а время тянулось еле-еле. Он пытался понять, когда именно все в его жизни вдруг пошло по какой-то чудовищной кривой и почему его поступки причиняли только вред стольким людям. Он уже не надеялся, что когда-нибудь сумеет все исправить. Его гвардейцы погибли, все до единого. Смерть рядового Этьена тоже на его совести. Его брак распался. Жена обманула его брата. Сын стал для него чужим. Императорская гвардия, которой он посвятил жизнь, распущена и дискредитирована. Его военный опыт, его готовность сражаться оказались ненужными даже сейчас, когда пруссаки стоят у самых ворот города. Суд оправдал его, но лишь потому, что судейским за это заплатили. Люди его поносили; эта жестокая, непостоянная публика, превратившая его жизнь в ад. Делеклюз выполнил свое обещание. Слова тогдашнего проклятия, казавшиеся бредом, в точности исполнились.
Я желаю уничтожить не вас, полковник, а вашу честь.
Время ползло, наполненное кошмарами. Демоны вились вокруг Жюля и раздували свой огонь, пока языки жаркого пламени не начали обжигать душу. Его глаза и руки постоянно возвращались к сабле. Дорога была долгой и чудовищной, но теперь, когда у него в руках появилась сабля, Жюль отважился увидеть конец пути. На протяжении последних месяцев эта мысль посещала его не раз. Жюль всегда отгонял ее, поначалу с ненавистью, отвращением и абсолютным убеждением. Однако со временем подобные мысли стали появляться все чаще, а его протесты слабели. Идея все меньше пугала его, и в какой-то момент, в какой – он не знал, Жюль вообще перестал сопротивляться. Сейчас, когда он сидел у окна, мысль явилась снова и не желала уходить. Когда Жюль наконец впустил ее, когда она захлестнула его и прошла сквозь него, он почувствовал благословенное облегчение. Печаль почти исчезла. Он так устал от всего этого, устал от сражения с собой, от состояния живого мертвеца. Так легко это оборвать, так легко, если бы не Поль. Больше его ничто не держало. И в то же время Жюль сознавал, что Анри всегда был для Поля в большей степени отцом, нежели он сам. И во многом более достойным отцом. Да и Серена проводила с Полем больше времени, чем родная мать. Конечно, Поль будет страдать, но в конце концов у сына все сложится хорошо.
Жюль встал и с целеустремленностью, какой не испытывал очень давно, начал готовиться. Пройдя к письменному столу, он достал несколько листов бумаги и ручку. Он написал письмо брату, где рассказал про то, что случилось с собственностью Анри, припомнив все подробности, услышанные от Элизабет. Он извинился за тяготы, которые доставил им всем, и за то, что возлагает на их плечи новую ношу. Жюль попросил брата как и прежде заботиться о Поле. Закончив это письмо, он написал второе, адресованное Полю, после чего положил письма в разные конверты и запечатал.
Подойдя к шкафу, Жюль бережно снял с вешалки свою парадную форму. Она была чистой и выглаженной: ослепительно-белый мундир, малиново-красные брюки, сверкающий ремень, красный пояс, все нашивки и знаки отличия – эти яркие памятные точки его прежней жизни – на месте. Жюль стал одеваться. Движения его были предельно точны. Он уделил пристальное внимание каждой мелочи, проверяя, чтобы все было так, как надлежит.
Закончив, Жюль придирчиво оглядел себя в зеркало и остался доволен. Он достал из футляров пистолеты и прикрепил к поясу саблю. Потом закрыл окно, чтобы не выстуживать остальные помещения шато. Тихо закрыв дверь, он спустился в холл. Письма он положил на столик у входа, где их обязательно увидят, а затем снова поднялся наверх.
Он тихо шел по длинному темному коридору. Света ему не требовалось. Он прекрасно знал этот коридор. Комнаты, мимо которых он проходил, были наполнены воспоминаниями. Здесь они с Анри играли в детстве. Потом они выросли, у них самих появились дети, а родители покинули этот
