Империи песка - Дэвид У. Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в комнату вошла Элизабет, Жюль показал ей документ. Жена побледнела и поспешила забрать бумагу.
– Дорогой, тебе незачем беспокоиться по этому поводу, – весело защебетала она. – У тебя и так забот хватает. А об этом позабочусь я.
Она повернулась, собравшись уйти.
– Не говори, что мне незачем беспокоиться! – загремел Жюль. – Я прочитал. Объясни, что это значит. Я имею право знать.
– Когда ты пьян, с тобой так трудно разговаривать.
Элизабет вновь попыталась уйти, однако Жюль схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
– Не смей увиливать! Я не настолько пьян, чтобы не понимать. Здесь что-то не так. Рассказывай, в чем дело!
Элизабет вздохнула. Значит, он все-таки нашел. Она знала: рано или поздно это случится. Уж лучше рано.
– Что ж, ты прав. Ты имеешь право знать, что я сделала ради твоего блага.
Присев на кровать, Элизабет спокойно рассказала мужу о своей сделке с епископом. Ровным, непринужденным тоном она поведала все. Жюль был настолько ошеломлен, что забыл про бутылку и тяжело плюхнулся на стул. Он долго не мог вымолвить ни слова, переваривая услышанное.
– Как ты могла так поступить с Анри? – наконец спросил он. – Как ты могла? Он наш ближайший родственник. Мы живем в его доме.
– Он ничего не сделал для нас. А дом этот принадлежал твоему отцу. Как благородно, что твой брат соизволил выделить малую часть дома для нашей семьи. Он владеет семейным богатством, хотя сам не заработал ни су. До чего же твой братец великий, щедрый и благородный человек! – Голос Элизабет был пронизан горечью и сарказмом.
– Он старший. Все это принадлежит ему по праву наследования. Ты это знаешь.
– Я знаю другое. Жюль, ты попал в жуткую и запутанную историю, оказался в тюрьме и предстал перед судом по обвинению в дезертирстве. Я сделала все, что в моих силах, чтобы вытащить тебя оттуда. Я это сделала ради нашей семьи. Нашей.
– Анри тоже относится к нашей семье, – глухо произнес Жюль.
– Возможно, к твоей семье. Но для нас с Полем он не сделал ничего. И потом, он спокойно это переживет. Его богатство уменьшится на какую-то ничтожную долю. Зато для нашего благосостояния это означает все.
– Но почему ты не обратилась к нему самому? Он бы охотно согласился. Он бы обязательно помог. Он делал для меня все, что в его силах.
Элизабет презрительно засмеялась:
– Жюль, он слаб. Он не сделает ничего, что противоречило бы установленному порядку. От него так и разит порядком. Он бы ни за что не вмешался и не спас тебя от расстрела так, как это сделала я и как это надо было сделать. Боже мой, Жюль, он уповал на справедливость и считал, что тебя должны освободить! Он совершенно не понимает сути происходящего. Или ты предпочел бы оказаться перед дулами винтовок расстрельного отряда? Я сделала то, что необходимо было сделать. Твой брат нанял адвокатов, но спасла тебя я. И спасая тебя, я обеспечила еще и наше будущее. Жюль, я сделала это для нас. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели не видишь? Я хочу, чтобы мы снова жили семьей. Я хочу для нас свободы. Хочу, чтобы наша семья имела то, чего она достойна.
Элизабет встала, подошла к стулу, на котором сидел Жюль, опустилась на колени, попыталась его обнять и убедить согласиться с тем, что она сделала. Жюль грубо оттолкнул ее. Его взбесил откровенный рассказ жены и – не в последнюю очередь – купленное ею освобождение. Она подорвала в нем уверенность, что его оправдали за недоказанностью состава преступления, поскольку обвинения против него были смехотворными и он действительно невиновен. А получается, гнусные домыслы газет и толпы с самого начала оказались правдой. Оправдательный приговор был куплен. Жюль всегда жил по правилам. Да, ему были присущи высокомерие и консерватизм, но только не размытые принципы. Теперь его трясло от собственной наивности. Выходит, он не знал, в каком мире живет и кто его окружает.
– Думаешь, я с этим соглашусь? Неужели ты хотя бы на секунду допустила, что я повернусь спиной к родному брату?
– Я думала только о том, что тебе не наплевать на своих жену и сына.
– Боже мой, Элизабет! – Он устремил на нее тяжелый взгляд, его плечи поникли, и он распластался на стуле. – Я и понятия не имел. Ты всегда проворачивала свои мелкие делишки, всегда старалась, чтобы вышло по-твоему. Я тебе это позволял. Часто. Уже и не помню, сколько раз. Но то, что ты сделала, – это зло. Настоящее зло. Честное слово, даже не знаю, что по мне больнее ударило: твоя способность на такие поступки или понимание, насколько же я глуп. – Жюль печально покачал головой. – Естественно, я расскажу Анри. Результаты твоей аферы будут аннулированы.
Сказано было весомо, безапелляционным тоном. Он принял такое решение и не отступит. Элизабет сознавала, что проиграла и дальнейший спор не имеет смысла.
– Этим ты только навредишь сыну и жене.
– Элизабет, ты мне не жена. Моя жена умерла давным-давно, а я даже не знал. О сыне я позабочусь, как заботился всегда. Богатым ему не стать, но у него будет достойная жизнь, несмотря на случившееся и несмотря на тот вред, который ты нанесла ему и нашему имени.
Элизабет встала. Ее глаза гневно сверкали. Руки сжимали драгоценный договор с епископом.
– Рассказывай брату, если хочешь. Счастья тебе это не принесет. Что сделано, то сделано, и ни ты, ни граф не сможете переиграть это в обратную сторону. А ты, Жюль, идиот, никчемный человечишка. Я тебя презираю. Давай топи себя дальше в бутылке.
Остальное он помнил смутно. Он знал, что его гнев прорвался наружу и он ударил Элизабет, вложив в удар всю бурлящую ярость и беспомощность. В комнате был сломан стол. На полу валялись сорванные с карниза фиолетовые шторы Элизабет, а у изножья кровати – куски разбитого блюда. Как все это произошло, Жюль не помнил. Помнил крик. Помнил, что она не проронила ни слезинки, а уходя, наградила его взглядом, полным ненависти и удовлетворенности собой. Потом он много выпил. Об этом Жюль знал по нынешнему тягостному состоянию. Неожиданно изнутри вновь поднялась яростная волна желчи. Он лег на пол в обнимку с горшком, давясь и исторгая желчь, пока у него не заболели все внутренности.
После этого ему стало легче. Он пролежал на полу
