Человек-эхо - Сэм Холланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ной обжигает его взглядом с противоположной стороны стола.
— Я признался. Я сделал все, как ты просил. Я помалкивал, пока ты развлекался. Я даже убил первым, Робби!
Лицо Шентона пунцовеет.
— Не смей меня так называть! Никто меня так больше не называет! — Встав, он орет на Ноя, тяжело дыша и выпучив глаза. — И ты тоже! Ты не смог даже отыметь ту сучку! Плюс сильно обосрался, оставив отпечаток пальца, и мне пришлось прикрывать тебе спину, заканчивать дело…
Он медленно опускается обратно на стул — вновь воплощение сдержанности.
— У тебя никогда к этому душа не лежала, Ной, — продолжает Тоби. — Ты — жалкий слабак. Ты — ничто. И все же сейчас ты получаешь все лавры. Получаешь мою славу!
— Так, блин, признайся! Ты же был там, в лесу. Мог выйти в любой момент, чтобы насладиться своим успехом! — Ной гневно показывает на дверь. — Давай, садистская твоя рожа! Расскажи ей, как все было!
Шентон качает головой.
— Вот уж нет, — спокойно произносит он, опять обретая свой обычный фасад. На лице его играет едва заметная улыбка. — Все совсем по-другому задумывалось.
Познакомились они двадцать лет назад. В этом задрипанном детском доме, где их свела скорее необходимость, чем что-то еще. Там они и встретили Джессику Амброуз. А потом Ной ушел, и Тоби думал, что больше никогда его уже не повстречает. Пока не поступил в полицию.
И тогда все пошло вразнос.
У Дикина была природная склонность к работе под прикрытием. Естественная способность растворяться в толпе, становиться тем, кем остальные хотели бы его видеть. Он с легкостью лгал. Не заводил друзей, не влюблялся. Дикин знал, что недостоин той жизни, которая была у остальных людей.
Ной всегда был изгоем. Он сильно выпивал, принимал любые наркотики, которые только попадали ему в руки. Якшался с самыми отмороженными преступными авторитетами страны. Дрался, регулярно бывал бит, заработал опасный удар ножом. Но все же, несмотря на все свои усилия поскорее расстаться с жизнью от рук бандитов и наркоторговцев, он выжил.
А потом попытался убить себя.
Как раз Шентон и остановил его. Должно быть, выследил его в лесу — срезал с дерева, хватающего ртом воздух.
— Я ничто, — прохрипел Ной, когда веревка упала у него с горла. — Я всегда был ничем!
Тоби тогда пристально посмотрел на него.
— Ты мой друг, Ной, — сказал он. — Я присмотрю за тобой.
И после этих нескольких слов Дикин сразу подпал под его чары.
Его всегда завораживало то, какой спектакль Тоби устраивал на работе, робкий и приниженный.
— Я девять лет учился тому, как быть слабым, — говаривал ему Шентон. — Не так-то сложно начать по новой.
По ночам они могли раскатывать по округе в автомобиле Тоби, выслеживая женщин, наблюдая за ними из-за отсвечивающих в свете уличных фонарей стекол машины — те ровным счетом ничего не подозревали, в то время как эта пара охотилась за их жизнями. Дикин буквально благоговел перед Шентоном. Они постоянно тусовались вместе — иногда у Ноя, иногда в старом убогом семейном доме Шентона, иногда на той даче. Тоби мог привести проституток, отыметь их первым, а потом передавать Ною, приказывая ему, что делать. Мастурбировать, наблюдая за ним. Тоби наслаждался своей властью над окружающими его людьми, мороча им головы. Он уже и тогда это делал, как поступал позже в роли Пересмешника: сережка Миа на пожарище, чтобы приколоться над Гриффином, отпечатки пальцев Либби на пивном стакане в двести четырнадцатой квартире…
Тоби безраздельно владел ситуацией, командовал. Всегда. Ной упивался его вниманием: впервые кто-то проявил интерес к его жизни. Ной сделал бы все, что бы он только ни потребовал. Несогласие кончалось ударами в живот, фингалами под глазами. А однажды, когда Ной осмелился отвергнуть предложенную проститутку, Тоби толкнул его, поставив на колени перед собой. «Покажи мне, как ты сожалеешь, надутый ты гондон! — сказал он тогда, расстегивая ширинку. — Проси у меня прощения, или я убью ее, прямо здесь и сейчас!»
Ной тогда понял, что Тоби настроен серьезно. И сделал то, что велено.
Ной фальсифицировал личное дело Тоби, подсунув туда биологические образцы какого-то неизвестного. Повиновался, не задавая никаких вопросов, пусть даже и знал, что у Шентона что-то странное в голове.
Наблюдая за ничего не подозревающими женщинами, Тоби всегда возбуждался, ерзая на пассажирском сиденье, но Ной никогда не задавал вопросов, пока в один прекрасный день Тоби не показал на какую-то девушку, идущую домой из колледжа.
— Вот она, — объявил он. — Вот твоя первая.
Ной недоверчиво посмотрел на Тоби.
— Я вообще-то не девственник, — сказал он ему, — и ты это прекрасно знаешь.
Но Тоби лишь рассмеялся над его наивностью.
— Первое убийство, мудак, — объяснил он.
Они выждали подходящего момента, а потом затащили отбивающуюся девушку в машину. Несколькими сильными ударами добившись ее покорности и быстро связав ее, Шентон улыбнулся и велел ехать прочь из города. Они остановили машину в какой-то глуши, и Ной смотрел, прижавшись спиной к дверце машины, с поднимающейся к горлу желчью, как Шентон раздел ее догола, а потом изнасиловал, неистово дергая своей бледной задницей и грубо втыкаясь в ее нежное тело. Крики девушки не вызвали у Тоби никакого замешательства. Никаких угрызений совести. Только все та же безумная ухмылка, багровый румянец на щеках. Кровь на руках, красный мазок на лбу.
Кончив, он отвернулся от растерзанного тела женщины и сказал Ною:
— Теперь твоя очередь.
Дикин сумел лишь помотать головой, и Тоби скривил губу. А потом размахнулся и влепил ему увесистую затрещину.
— Не разочаровывай меня, жалкий ты щенок! По крайней мере, убей эту грязную шлюху!
Так что Ной убил. С горящим лицом, опасаясь того, что Тоби его отвергнет, задушил ее, туго натягивая удавку, пока девушка не посинела и не перестала двигаться. А потом его вырвало прямо на коврик между сиденьями.
Больше Тоби его с собой не брал.
Дикин перешел из агентов в уголовный розыск. Пытался сбежать. Но знал, что убийства по-прежнему продолжаются. Испытывал чувство вины. Он не мог вынести чужой боли. Постоянно пытался перебороть тошноту. Не мог спать, а когда это все-таки удавалось, приходили кошмары.
И еще он встретил Кару.
Она стала для него всем. Да, она была его начальницей, но больше того: его другом, человеком, которому он доверял. Ной был с радостью принят в ее доме, и впервые в его жизни появилось некое подобие семьи. Он смог
