От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России - Ирина Владимировна Юкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Намного чаще каждая из сторон организовывала собственные обсуждения. Феминистки это делали в своих организациях, а социал-демократки выносили темы на митинги. Например, митинг по поводу дня солидарности работниц 23 февраля (8 марта) 1913 года под названием «Научное утро по женскому вопросу».
Тактикой социал-демократов в отношении феминистского движения стала его дискредитация. Инициатива принадлежала Коллонтай. Главное ее оружие – тезис о буржуазности движения. Термин «буржуазный феминизм» оказался политически очень успешным в борьбе с российскими равноправками. При всей кажущейся самоочевидности термина, он ничего не объяснял и стал политическим ярлыком, который социал-демократы навесили на своих конкуренток в борьбе за «женские массы» (определение Коллонтай).
Американская исследовательница российского женского движения Рошель Ратчилд сделала блестящий анализ понятия «буржуазный» применительно к женскому движению. По ее мнению, исходя из экономической перспективы, слово «буржуазный» в России начала ХX века имело два значения. Во-первых, оно определяло классовую принадлежность человека или его положение в обществе: «буржуазными» слоями были мещане, горожане, торговцы, ремесленный люд, то есть городской средний класс. Во-вторых, в марксистской перспективе «буржуазными» считались классы, владеющие средствами производства, получающие прибыль от чужого труда. С политической точки зрения в дореволюционной России быть «буржуазным» означало быть либералом, сторонником превращения России в конституционную монархию со всеобщим избирательным правом (под которым обычно подразумевалось только мужское). Понятие «буржуазные женщины», или «буржуазки», было еще более расплывчатым, на что обратила внимание Ратчилд:
Вопрос о классовой принадлежности женщин усложнялся проблемой пересечения классовых характеристик с гендерными. Можно ли отнести женщину к тому же классу, что и ее мужа, брата или отца? Отличительной чертой угнетения женщин является то, что оно преступает границы класса. В отличие от представителей других угнетаемых групп женщины представлены во всех классах общества: семья есть практически в каждом доме932.
Даже не отвлекаясь на рефлексию о пересечении гендерного и классового неравенств, российских равноправок трудно было определить как женщин буржуазного класса. В большинстве своем это были трудящиеся женщины среднего класса – женская интеллигенция, очень среднего достатка, демократическая по своим устремлениям. В отличие от самой Александры Коллонтай – владелицы поместья в Черниговской губернии, оставленного ей в наследство любящим папенькой, доходы от которого, а затем проценты с капитала после продажи имения позволяли ей не тревожиться о хлебе насущном. Но эти очевидные несоответствия в определении феминисток и собственной самоидентификации не смущали Коллонтай. Цель ее выступлений была определена логикой партийной борьбы. «Мы – грешные буржуазки», – иронично откликнулась на эти обвинения острая на язык Анна Кальманович933.
Жесткая классовая позиция в отношении феминизма и, шире, в отношении женского движения позволила Коллонтай игнорировать очевидные несоответствия марксистской теории и реальности. Это было торжество догматического подхода. В своем докладе на Первом Всероссийском женском съезде Коллонтай предложила российским феминисткам действовать в рамках «буржуазного феминизма», то есть отстаивать интересы женщин своего класса и отойти от борьбы за всеобщее избирательное право934:
Женский мир, как и мир мужской, разделен на два лагеря: один <…> примыкает к классам буржуазным, другой тесно связан с пролетариатом <…> Цель феминисток – возможно лучше устроить женщин <…> определенной социальной категории в современном эксплуататорском мире <…> Цель пролетарок – заменить старое антагонистическое классовое общество новым светлым храмом труда и братской солидарности935.
Драма заключалась в том, что избирательное право для женщин по формуле «всеобщее, равное, тайное, прямое, без различия пола, национальности, вероисповедания», которого добивались феминистские организации России с 1905 года, было безусловно поддержано лишь немецкими социал-демократками и оказалось слишком радикальным для австрийских, шведских и части английских социалисток. «Грешные русские буржуазки» легко взяли эту планку, и потому реальные стратегии феминистских организаций России не укладывались в прокрустово ложе марксистской теории. Жизнь опрокидывала теоретические схемы идеологов социал-демократии. Широкие демократические установки русских равноправок, соотнесение своей деятельности с социалистической идеей, признание необходимости изменения социального строя и государственного устройства для решения базовых проблем российского общества и женщин как специфической социальной группы – все это привело русских феминисток к тактике поддержания женщин низших социальных слоев – работниц и крестьянок. Феминистки создавали единство и солидарность, в то время как социал-демократки его разбивали. Демократизм русского женского движения, феминизма, политика солидарности с женщинами низших слоев общества, дебаты о единых общеженских интересах подрывали идеологию социал-демократов в «женском вопросе», которая строилась на насаждении антагонизма между пролетарками и крестьянками, с одной стороны, и женщинами остальных сословий и социальных классов – с другой.
Демократизм русских феминисток их установки на отстаивание интересов женщин различных социальных слоев исходил не из какой-то особой революционности россиянок среднего класса. На ситуацию повлияло то, что, во-первых, в отличие от участниц радикальных движений, равноправки давно шли по пути последовательного выявления «женского» аспекта социальных проблем и видели многие вещи в другом, «неклассовом» свете. Во-вторых, непоследовательная политика правительства в решении проблем женщин радикализировала движение и способствовала развитию солидарности между его участницами. Лозунг «Слева опасности нет!» равноправки донесли вплоть до первых преобразований советского правительства.
Это объясняет тот факт, почему равноправки поддержали все требования работниц на женском съезде в 1908 году, в том числе главную резолюцию съезда – требование всеобщего (для всех категорий женщин) избирательного права по формуле «без различия пола, вероисповедания, национальности»936. Работницы, ориентированные на разрыв с «барынями», долго не могли найти повода для демонстративного ухода со съезда. Это были досадные, выбивающиеся из схемы марксистского анализа факты, как и многие другие «нестыковки» марксистской интерпретации феминизма и реального русского феминизма.
В 1908 году в преддверии Первого Всероссийского женского съезда Коллонтай срочно написала книгу «Социальные основы женского вопроса». Это была ее первая теоретическая работа по «женскому вопросу». Исследователи российского женского движения оценивают ее невысоко.
По мнению Р. Ратчилд, книга представляет собой не столько исследовательский труд, сколько политический и антифеминистский памфлет937. Р. Стайтс считает, что название книги не оправдывает ее содержание, поскольку основной акцент делался на анализе русского феминистского движения, его состояния на момент 1908 года938. По мнению Стайтса, исторический и экономический анализ «женского вопроса» в книге был дан крайне абстрактно, в русле Ф. Энгельса, А. Бебеля, К. Цеткин. Добавим, что «женский вопрос» сводился только к экономическим аспектам и его сутью объявлялся пресловутый «кусок хлеба». Коллонтай также преувеличивала
