Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

они 24 часа в сутки болеют за любимый футбольный клуб, смотрят телевизионные сериалы, усердно занимаются компьютерными играми.

Внимательно изучив длинный список «праздных вещей», которыми увлечены люди в ХХІ-ом столетии, мы не найдем в этом списке (по крайней мере, в верхней его части) произведений литературной классики. Никак нельзя сказать, что шедевры мировой литературы остаются в наши дни каким-то важным препятствием на пути человека, бредущего к Богу. Скорее уж, наоборот! Скорее можно применить к современной ситуации слова Ивана Дорофеева, написанные накануне гибельного в русской истории 1991 года: «Поэты меньшее из зол». Согласимся, что все-таки русскому человеку, имеющему Пушкина, Гоголя и Достоевского за плечами, легче осознать глубину своего сегодняшнего падения, чем тому же швейцарцу, имеющему за спиной только Г. Келлера, который был в первую очередь воинствующий безбожник и только во вторую – тонкий стилист…

«От вашего назойливого красноречия хочется уже на стену лезть! – оборвет меня на этом месте иной благомыслящий, но нетерпеливый читатель. – При чем тут вообще современная Швейцария и ее якобы глубокое падение? На последних двух страницах вы дважды назвали поэзию – злом. (Ибо побочный, не главный, корень зла питает все-таки зло, а не добро, и меньшее из зол остается всё равно злом.) А что вы называете добром? “Молиться и поститься до обмороков”? Было это уже, знаете… Поймите, глупый вы человек, что нельзя два раза войти в одну и ту же реку – нельзя русскому обществу вернуться к тому младенческому состоянию, в котором оно находилось триста лет назад…»

Хорошо-хорошо. Я и сам вижу, что вступление мое в 10-ю часть непростительно затянулось. Поясню только в кратких словах его суть.

Если нам предстоит с одной стороны рай, а с другой ад, то искусство и наука не имеют той цены, которую им обыкновенно приписывают. Церковь ставит перед верующими абсолютные цели, недостижимые по своей сути для абсолютного большинства людей. Церковь хочет, чтобы все люди на нашей земле стали святыми. Церковь хочет, чтобы мы все спаслись. Церковь настойчиво предупреждает: если мы не будет стремиться к святости всеми силами своей души, то неизбежным нашим уделом на этой земле станет рано или поздно осатанелость. Церковь – великая идеалистка!.. Она просто не может дать светской культуре религиозную санкцию, не может признать в поэзии свою земную сестру.

Но Церковь и великая реалистка, знающая лучше других, что все люди на этой земле святыми никогда не станут.

В земной реальности сердце каждого человека частично принадлежит Богу, частично – извечному Его противнику. Жизнь православного христианина состоит, при взгляде со стороны, из ежедневных бессильных потуг сделать свое сердце чище: сократить на какой-нибудь вершок территорию дьявола, отвоевать крохотный кусок пространства для Бога… Религиозное по своему происхождению слово «подвиг» выражает лучше всего суть дела: не унывать, упираться, бороться, подвинуться чуть-чуть в нужном направлении – ничего другого от нас не требуется, ничего большего Церковь от нас не ждет.

Когда обычный прихожанин приходит на исповедь, то священник не начинает шумно поздравлять его с тем, что за время, прошедшее со дня последней исповеди, он никого не обворовал и не убил. Для нормального прихожанина нормально не воровать. Если такой человек совершает вдруг кражу, то это называется затмением («бес попутал»), это называется падением… А для вора перестать воровать – подвиг.

Известные слова С. Н. Дурылина: «Нельзя на одной полке держать Пушкина и Макария Великого», – выражают очень точно самосознание человека, готовящегося в кошмарной реальности российского 1919 года принять сан священника. А для какого-нибудь нашего молодого современника отойти от увлечения тяжелым роком и увлечься чтением «Капитанской дочки» – это подвиг, которому Церковь будет рада, который она одобрит.

Церковь, относящаяся с уважением к любой профессиональной деятельности, благословляющая любой честный труд, просто не может относиться враждебно к поэзии как таковой. Все «религиозные» нападки на искусство, известные нам из Новой истории, только по недомыслию или по недобросовестности критиков приписывались иногда Церкви. Всевозможные Савонаролы и Колльеры, прославившиеся своими гонениями на искусство, были в действительности ярко выраженными религиозными реформаторами, проявлявшими обычную для этой категории людей «ревность не по разуму». Гонителями искусства в истории всегда были не церковники, а сектанты.

Имя Джереми Колльера, обнародовавшего в марте 1698 года свой зубодробительный трактат «Краткий очерк безнравственности и нечестивости английской сцены», вспомнилось мне не случайно. Пуритане в XVII веке не только прекратили английскую комедию, успешно развивавшуюся до самого 1698 года, – перед этим они убили и самого английского короля. А когда законная династия Стюартов была на короткое время восстановлена в Англии, массы нетерпеливых пуритан (в отличие от затаившегося до поры до времени Колльера), покинули родную страну, устремились в Северную Америку и основали там государство, от которого приходит в наши дни окончательная гибель всякому свободному художественному творчеству в мире, – создали государство, наполнившее мир картонной, фанерной и мыльной продукцией Голливуда.

Но о Голливуде мы поговорим когда-нибудь потом, в другой раз. Одновременные вражда к искусству и к монархии, проявившиеся так резко в английском XVII веке, – вот факт, который должен нас заинтересовать и которым мы теперь займемся вплотную. Просто он многое объясняет. Очевидно, в монархии и в искусстве есть какое-то общее качество – какой-то особый запах, который смогли уловить своим острым нюхом бессмысленные пуритане.

Пришло время и нам втянуть в ноздри этот благотворный запах или, выражаясь без прикрас, постараться осмыслить то внутреннее соответствие, то внутреннее сродство, которое во все времена заставляло Поэта и Царя тянуться друг к другу. Ибо лучшие создания мирового искусства родились от этой тяги.

Полномочный монарх в истории – естественный защитник и покровитель свободных искусств. Как заметил однажды Новалис: «Настоящий государь – это художник художников»… Укажите мне на другую силу, которая одним своим присутствием в мире вынуждала бы обывателя помнить о некотором превосходстве ископаемого Аполлона Бельведерского над современным печным горшком, изготовленным по лучшей технологии, – и как-то с этим превосходством считаться. По-моему, другой такой силы на земле не существует. В любой демократии перевес над идеальными стремлениями получают рано или поздно соображения практической пользы. От древних афинян, казнивших Сократа, до нашего революционного поэта Маяковского, громившего в своих стихах все бесполезное, будь то Рафаэль с Растрелли, будь то «квадратный корень», «Корнель с каким-то Расином» или «трактат о бородавках в Бразилии», – мы наблюдаем в принципе одну и ту же картину. Царский дворец должен стать макаронной фабрикой или государственным музеем (детям и красноармейцам скидка!), Академия наук должна подчиниться требованиям толкучего рынка, Божий храм должен стать концертным залом или овощехранилищем. Все, что