Книга Сивилл - Нелли Воскобойник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы то ни было, в Англии было довольно школ для воспитания глухих детей – и для бедных, где кроме чтения, письма и счета девочек учили шить, а мальчиков – какому-нибудь ремеслу, и частные для богатых, где в программу входили литература, богословие и математика. Но туда принимали только с семи лет. А младенцу не было дела до семилетних детей. Он забавно ползал, охотно ел яблочное пюре, без памяти любил мать и отца. Соглашался оставаться на руках у няни, плакал, когда ушибался, но не знал своего имени и вообще не подозревал о существовании мира звуков.
Кэтрин играла с ним в кубики, накупила разно – цветных игрушек, щекотала малыша, подбрасывала его на коленке, придумала зажигать лампочку, когда хотела окликнуть. Лампочка эта была изобретена приятелем Томаса Джозефом Суоном[26] и представляла собой стеклянный баллончик, подсоединенный к огромному тяжелому ящику. Если нажать на рычажок на ящике, она давала неяркий, мерцающий оранжевый свет. Стоила она безумных денег, но Джозеф с двумя помощниками притащил все, что нужно, в детскую, с тем чтобы проверить за несколько дней, реагирует ли Лестер на свет. Оказалось, что только в сумерки, когда солнечный свет уже не заливает детскую, а газовое освещение еще не включено, Лестер с любопытством оглядывается на лампочку и показывает на нее пальчиком. К тому же через несколько дней лампочка испортилась. Томас вернул прибор Суону с благодарностью и подарил ему замечательно изданный двухтомный «Справочник инженера», но и это Лестеру ничем не помогло.
Однако Господь сжалился. Однажды сестра Томаса прислала записку, в которой сообщала, что намерена в ближайшее воскресенье приехать к обеду в обществе одной своей подруги, с которой Томасу и Кэтрин будет весьма интересно встретиться. Разумеется, Лонгманы очень дружили между собой, и не было ничего удивительного в том, что Мэриэнн придет на обед без всякого приглашения и даже с подругой. Но что-то в тоне письма показалось Кэтрин необычным.
Мэриэнн пришла с дамой много старше ее самой, одетой довольно скромно, хотя и чрезвычайно респектабельно. Сестра Томаса представила гостье невестку и брата, который поцеловал ей руку. Дама, не ожидая, пока ее представят, сделала книксен и сказала:
– Меня зовут Мэри Кэмпбелл, и я весьма благодарна вам за приглашение.
Голос ее был глуховат, и слова она произносила несколько в нос, но манеры оказались вполне приятны, и обед прошел незаметно. Томас рассказывал о новых одаренных писателях и о том, как повлиял на литературу последний роман мистера Чарльза Диккенса «Наш общий друг».
Мисс Кэмпбелл слушала очень внимательно, не отводя глаз от лица рассказчика, ее пристальный взгляд даже немного смущал его. Когда он замолк, она высказалась о романе с большим одобрением, и анализ ее показался всем весьма незаурядным. За десертом Мэриэнн сказала:
– У мисс Кэмпбел весьма необычная биография. Она позволила мне рассказать ее вам. Если я ошибусь, она обещала меня поправить. Наша гостья родилась в семье лондонского лодочника (поэтому «Наш общий друг» так сильно задел ее воображение). Семья была очень бедна, но, когда все четверо детей заболели, мать настояла на том, чтобы вызвали настоящего врача. Доктор пришел и определил у всех очень опасное и заразное воспаление мозга. Два брата и сестра умерли, несмотря на микстуру, которую дал доктор. А двухлетняя Мэри выжила. Правда, она лишилась слуха, но счастливая судьба привела ее в Лондонский приют для обучения глухих и немых детей бедных.
Кэтрин уронила вилку, и она громко звякнула, едва не разбив тарелочку тонкого фарфора.
– Так вы ничего не слышите? – спросила Кэтрин звенящим голосом.
– Вы правы, – ответила мисс Кэмпбелл. – Я читаю по губам. Если говорят достаточно разборчиво, я понимаю речь почти без труда. Но если собеседник валлиец, или у него иностранный акцент, или, что еще хуже, заикается, я встречаюсь с серьезными трудностями. В нашем учебном заведении царило двуязычие: мы осваивали английский язык, читая по губам и обучаясь произносить правильные звуки и правильно артикулировать, но также мы обучались жестовому языку, в котором много удобного для общения между собой. Я почти тридцать лет преподавала в той же школе, но сейчас там царят коррупция и бессмысленная строгость, переходящая в жестокость. Я оставляю эту работу и ищу место гувернантки. Правда, я никогда не работала с малышами, но отчего бы не попробовать, если вы не против?
Кэтрин вскочила со стула, подбежала к Мэриэнн и обняла ее.
– Дорогая моя, дорогая! – шептала она. – У нас теперь есть надежда. Может быть, Лестер вырастет человеком, которому доступно общество. Может быть, он скажет «мама», и я смогу рассказывать ему сказку про Матушку Гусыню, пока он будет сидеть у меня на коленях. Может быть, я увижу, что он счастлив, что я не нужна ему поминутно, и я посмею родить и других детей.
Лицо Кэтрин было обращено к невестке, и мисс Кэмпбелл не видела, что она говорит. Но Томас не отрываясь смотрел на новую гувернантку.
– Не желаете ли пройти в детскую, познакомиться с Лестером? – спросил он. – А потом мы обговорим условия вашей работы и жалованье. И не стесняйтесь назвать сумму, которая позволит вам не только достойно жить, но и откладывать на старость. Если вы с Лестером понравитесь друг другу, мы с женой закончили страшную эпоху растерянности и отчаяния.
Несколько недель Мэри жила у себя на съемной квартире. Ей не хотелось терять независимость. Хотя в первый же день она убедилась, что малыш был замечательно обаятельным и доверчивым. Пошел к ней на руки охотно и заливисто смеялся, когда она щекотала ему ладошку, приговаривая:
«Десять негритят отправились обедать,
Один поперхнулся, их осталось девять…»
На каждом негритенке она загибала пальчик маленькой ладошки, и Лестер счастливо смеялся, когда все десять пальчиков оказались загнуты и щекотать осталось нечего. Она
