Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

они их предложат, также не мне – кайзеру. Однако у нас с вами слишком серьёзный разговор. Можете ли вы подтвердить, что говорите не от себя, не от имени определённых кругов, но действительно представляете особу нынешнего императора?

– Переход через линию фронта таил много неожиданностей и неприятных встреч, – развел руками Голицын. – Поэтому у нас отсутствуют какие-либо документы и письменные полномочия. Однако кое-что мы с собой прихватили.

Он протянул руку, и Вандам с готовностью передал ему свой вещмешок. Виттельсбах, сидевший напротив, насторожился и посмотрел на предусмотрительно выдвинутый верхний ящик своего стола. Там лежал парабеллум, заранее снятый с предохранителя. Чуть подумав, он плавно переместил к нему правую руку. Стало гораздо спокойнее.

Меж тем из вещмешка был извлечен надкусанный чёрствый каравай. Голицын с видимым усилием разломил его и извлёк два небольших тряпичных свёртка. Бережно развернув один из них, Виталий протянул содержимое Виттельсбаху.

– Как вам наша верительная грамота? Она несколько своеобразна, но…

– Орден святого Губерта, – прошептал генерал-фельдмаршал и машинально закрыл ящик стола с лежащим в нем парабеллумом. – Высшая награда Баварских королей, – он легонько провёл пальцами по белой эмали золотого восьмиконечного креста и задумчиво прочёл идущую по окружности надпись: «IN TRAU VAST»[11] – Откуда он у вас?

– Нам передал его император Алексей II. Сей орден принадлежал его отцу. Указ о награждении Николая Александровича подписал ваш двоюродный брат, баварский король Людвиг II. Согласитесь, в нынешней ситуации оная награда – наиболее подходящее доказательство того, чьими посланниками мы являемся.

– Но его мог вам дать и не император.

– Что ж, ваши опасения оправданы, – согласился Голицын. – Но откуда бы мне тогда знать, кто его вручил Николаю II? А я, со слов его детей, которым он рассказывал историю каждого своего ордена, знаю.

На самом деле ни сёстры, ни сам Алексей, понятия о том не имели. Николай Александрович про немецкие награды никогда им не рассказывал, справедливо полагая, что коль они вручены по поводу коронации, а не за истинные заслуги, хвалиться нечем. Словом, поведали Виталию о них совершенно иные люди: Долгоруков и Татищев. Но так ли важно, от кого он услышал подробности?

И Голицын уверенно продолжал:

– Это сделал приглашённый в Россию по случаю коронации нашего императора ваш родной брат, тогда принц, а ныне баварский король Людвиг III. А впрочем, коль вам и этого мало, у нас имеется и ещё кое-что, – и он развернул второй свёрток.

– Schwarzer Adlerorden, – благоговейно прошептал Виттельсбах, глядя на лежащие перед ним светло-синий восьмиконечный крест с четырьмя чёрными орлами на углах и восьмиконечную серебряную звезду, также с чёрным орлом на оранжевом поле.

– Совершенно верно, Чёрный Орел, – подтвердил Голицын. – Высший орден королевства Пруссия. Им наградил Николая Александровича германский император Вильгельм I. А вручал его от имени своего деда принц, а ныне император Вильгельм II. Кстати, обратите внимание на девиз, – он легонько коснулся надписи на звезде и вслух прочёл: – Suum cuique. Каждому своё. Согласитесь, в нынешней ситуации сие звучит весьма символично.

– Пожалуй.

– Вообще-то мы могли прихватить с собой и другие семь орденов, коими удостоили Николая II правящие дома Германии. Например, орден Людвига великого герцогства Гессен-Дармштадтского, родовой орден Белого Сокола от великого герцога Саксен-Веймарского, родовой орден Верности великого герцогства Баден и так далее. Однако решили ограничиться двумя, наиболее ценимыми погибшим государем.

– Что ж, их и впрямь достаточно, – кивнул Виттельсбах и вновь бережно провёл пальцами по белой эмали золотого восьмиконечного креста. К наградам, равно как и к мундиру, он, подобно всем немцам, питал огромное почтение. – Но ваш царь юн, и всем правит Регентский совет. Где гарантия, что после взятия Петрограда у входящих в него персон не появится соблазн продолжить освобождение своих западных территорий?

– Не забывайте, перед вами сидит не просто член Регентского совета, но один из его сопредседателей.

– Вот именно. Всего-навсего один из, – подчеркнул генерал-фельдмаршал. – Вы же предлагаете мне поверить, будто и прочие согласны с вами в этом вопросе. А учитывая тайное прибытие, вы и сами не можете дать мне письменных ручательств. Так?

– Не дам, – согласился Голицын. – Сие чревато. Зато на моей стороне логика. На сегодняшний момент мы слишком увязли в болоте войны с теми же большевиками. Овладев их главным гнездом, свитым в Петрограде, мы лишь вытащим ноги из трясины. Однако до выхода на сушу нам шагать и шагать, продолжая выкорчёвывать красную нечисть. Причём именно на своих восточных территориях, заражённых смертоносной бациллой большевизма. Западные же в этом плане опасности для страны не представляют.

– Хотите сказать, будто готовы смириться с тем фактом, что они останутся в наших руках.

– Лгать не стану и такое утверждать не берусь. Скажу иное. Ближайшее окружение Алексея Николаевича хорошо понимает важность последовательного решения задач. Не стоит хвататься за возведение в доме крыши, пока стены до конца не выстроены. Возведение же их займёт изрядное количество времени, не менее года. Это по самым оптимистическим прогнозам. И мой государь даёт слово…

– А далее? – перебил Виттельсбах. – Получается, спустя год вы и царь сочтёте себя свободными от обещаний и…

– Не стоит беспокоиться. Далее мы вновь с вами встретимся и всё обсудим. Причём заранее. Скажем, через десять месяцев, дабы у нас имелось достаточно времени для вдумчивого разговора и согласования наших последующих действий. Разумеется, если к тому времени война не окончится, – сделал хитрую оговорку Голицын. – Но, как мне кажется, для вас куда важнее сейчас, а не что произойдет в следующем году. Государь же обещает вам, что не нарушит своего устного обязательства. Хотя бы в память о трагически погибшем отце, всегда честно державшем своё слово.

– Трагически погибшем, – задумчиво повторил генерал-фельдмаршал. – Кстати, пользуясь случаем, не могли бы вы удовлетворить моё любопытство относительно подлинных обстоятельств его смерти? Слухи, дошедшие до меня, больше напоминают романы некоего господина Уэллса. Причем весьма разнообразные слухи, вплоть до его… распятия на кресте.

– Увы, но это истинная правда, – подтвердил Голицын. – Вспоминать крайне неприятно, посему буду предельно краток. Он вышел к нашим преследователям с крестом в руках, жертвуя собой и тем самым изрядно задержав погоню. На этом кресте красные латышские стрелки, посланные за нами большевиками, его и распяли. Кстати, убийство было задумано петроградскими властями изначально, притом всей царской семьи, включая детей. С этой целью большевики и попустительствовали побегу на первоначальном этапе. Вот только далее пошло не по их плану. Хотя главного они добиться сумели.

– Я уже слышал об этом, однако… Согласитесь, распятие на кресте звучит слишком невероятно, чтобы бездоказательно в него поверить, – недоверчиво уставился на него Виттельсбах.

В