Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

его мозгу, с младых лет пропитанном идеей о безоговорочном подчинении властям и незыблемом порядке, который не просто нельзя нарушать, но и помышлять об этом – преступление, не укладывалось сообщение князя. Вдобавок такая дикая казнь, отдающая даже не средневековьем, а каким-то запредельным первобытным варварством… Было отчего усомниться.

Виталий сунул руку в вещмешок и, достав ещё одну газету, протянул её генерал-фельдмаршалу.

– Я видел это, – буркнул тот. – Но сомнения у меня остались. Эти газетчики ныне стали столь виртуозны в изготовлении фальшивок, именуемых новомодным словечком «монтаж»…

– Даю слово офицера: снимок сделали лично при мне в тот день, когда мы отбили тело царя у латышей. По счастью, в станице отыскался фотограф, успевший запечатлеть Николая Александровича до его снятия с креста.

– Ungehört[12], – после длительной паузы прошептал потрясённый Виттельсбах и вдруг спохватился. – Позвольте, вы сказали «сделан при вас». Не означает ли оно…

– Совершенно верно, – подтвердил Виталий. – Я был заместителем начальника конвоя, сопровождающим царя и его семью во время побега. Всех остальных нам спасти удалось, но Николая Александровича… Мы не смогли воспрепятствовать его намерению добровольно предаться в руки преследователей, поскольку он нас обманул. Кстати, сдаётся, это был единственный обман в жизни государя, – он тяжело вздохнул и напомнил: – А ведь стоило ему нарушить своё обещание, данное союзникам, согласившись полутора годами ранее на предложенный Германией сепаратный мир, ни его отречения, ни его гибели не было бы. Однако он остался верен своему слову…

– Это меня и пугает, – мрачно произнёс Виттельсбах. – Увы, но он дал его нашим врагам, следовательно, его сын просто обязан… – он, не договорив, развёл руками, пытливо глядя на Голицына.

– Обязан. Но юный государь успел изрядно разочароваться в нынешних так называемых друзьях России. Алексей Николаевич не по годам умен, и за время своего недолгого правления успел понять, что Англия – чрезвычайно мужественная страна. Она готова сражаться со своими врагами до последнего… русского солдата. Сие ему категорически не нравится. У него не столь много воинов, дабы разбрасываться их жизнями. Регентскому совету такое расточительство тоже не по душе. Именно потому «ни мира, ни войны», – напомнил Виталий свои слова.

– Но не означает ли факт предложенного нам тайного перемирия, что новый император, в отличие от прежнего, иначе относится к своим… обещаниям?

– Отнюдь. Он сам слышал отрывок моей приватной беседы с его отцом. В том числе и слова сожаления о невозможности заключения сепаратного мира, поскольку это означает потерю лица. А на мой вопрос, если бы заключение оного было возможно осуществить неофициально, государь ответил, что в таком случае не стал бы колебаться. Разговор состоялся незадолго до его гибели, поэтому Алексей Николаевич счёл его слова неким заветом.

– Заветом, – задумчиво протянул Леопольд.

– Именно. Потому на словах он вынужден отвечать послам Англии и Франции иное. Но в перспективе он полагает и явно изменить свои предпочтения, – особо выделил Голицын свои последние слова и сделал паузу, давая собеседнику возможность оценить их истинное значение, после чего на всякий случай добавил: – Полагаю, вы понимаете, о каких возможностях для Германии идёт речь?

У Виттельсбаха перехватило дыхание. Статная русская дама наконец-то поняла, что надменный английский денди на самом деле не галантный кавалер, а обычный пустобрёх, хитрый пройдоха и подлый мерзавец. Да и щеголеватый замухрышка-француз – банальный хвастун и альфонс, то есть немногим лучше. Надо быть глупцом, чтобы проигнорировать её благосклонный взгляд в сторону подтянутого немецкого офицера. Да, сейчас, как ни печально, она занята, танец прервать нельзя, зато следующий…

Это ж какой вальс может получиться!

– Полагаю, ваше сообщение несомненно обрадует моего императора, – сдержанно произнес генерал-фельдмаршал, хотя на самом деле в душе у него всё пело.

Голицын вздохнул, поморщившись, и, чуть помедлив, сказал:

– Я бы настоятельно рекомендовал не обременять кайзера такими пустяками, как наши с вами переговоры. У Вильгельма и без того достаточно важных дел. Да и его нынешние главные военные советники – господа фон Гинденбург и Людендорф – не те люди, которые в состоянии дать действительно мудрый совет, если речь идёт о долгосрочной политике, а не о чисто военных делах.

– Почему вы так считаете?

– Они в своё время блистательно разбили в Восточной Пруссии парочку наших армий и могут запамятовать, что сейчас лето восемнадцатого, а не осень четырнадцатого. А такая забывчивость чревата. Кроме того, неизбежна утечка информации. Лондон и Париж всполошатся, и тогда России придётся на деле доказывать нелепость подобных слухов. Как именно – вы понимаете. Поэтому весьма желательно не ставить в известность о нашем визите вообще никого, включая начальника вашего штаба генерала Гофмана.

– Но позвольте… В случае обращения ко мне, как к представителю кайзера, большевиков, я, даже встав на вашу сторону, при всём желании не смогу ничем вам помочь. Равно как и умолчать об их заманчивых предложениях, – и Виттельсбах развёл руками. – Единственное, что в моих силах, – настойчиво рекомендовать своему императору отказаться от сотрудничества с ними. Однако в конечном итоге решать Берлину.

Голицын улыбнулся.

– Вы сказали: «встав на нашу сторону». Смею ли я надеяться, что вы действительно встали на неё?

– Всё, вами сказанное, звучит достаточно логично. Было бы глупо с моей стороны не прислушаться к голосу разума. Тем более, оно сулит определённые выгоды для рейха, – осторожно сказал Виттельсбах.

– Я рад, что вы заняли правильную позицию. Это главное. А дабы ваши рекомендации оказались поувесистее…

И Голицын посоветовал уже завтра связаться с Вильгельмом, уверив его, что приостановленную отправку войск на Западный фронт можно смело продолжить. Дескать, получены достаточно убедительные сведения: до конца зимы русские войска не предпримут никаких боевых действий против Германии. Следовательно, Виттельсбаху вполне хватит четверти дивизий, входящих ныне в состав Восточного фронта.

Учитывая, сколь остро Людендорф именно теперь, готовя очередное наступление, нуждается в резервах, за предложение генерал-фельдмаршала в Берлине ухватятся, не интересуясь подробностями.

Тогда позже, когда большевики обратятся к немцам, Виттельсбах напрямую заявит Вильгельму, что если тот пойдёт на соглашение с Петроградом, неизбежно последует скорое наступление русской императорской армии. И фельдмаршал со столь жалкими остатками войск окажется не в силах сдержать её натиск. На возмущение же кайзера он может преспокойно ответить, что гарантировал ненападение со стороны России без учёта договора Германии с врагами царя.

Виттельсбах задумчиво слушал, не говоря ни слова. Сам же прикидывал в уме ситуацию. Нет, расчёт русских был абсолютно точен. Людендорф действительно ухватится. Помнится, всего две недели назад тот сам выходил с ним на связь и не просил – умолял его изыскать резервы.

Увы, генерал-фельдмаршал вынужден был отказать ему. Категорически.

Сейчас же