Макото Синкай. Чувственные миры гениального японского аниматора - Алексис Молина

Скорбь Синкай представляет как путешествие и испытание. Как трудное и героическое приключение, в конце которого герои находят не только друг друга, но и других людей, которые, разделив их горе, стали приемной семьей, не заменив ушедших, но вернув тепло, которое они привнесли в их жизнь.

В глубине души, кажется, что-то объединяет всех героев «Ловцов», включая второстепенных. В основе фильма лежит болезненное отношение к прошлому, которое уже не является, как в предыдущих фильмах, потерянным раем, а, напротив, превращается в крайне мрачное пространство. Это очевидно для трех главных персонажей, но касается и Агарты – мира, травмированного чредой вторжений и живущего в страхе их повторения. Насыщенный образами, терминами и идеями из различных религий и мифов, фильм кажется искренне одержимым историями, преданиями и тем, как они используются, чтобы справиться с повсеместной болью и рассказать о том, что было раньше.

Хотя путешествие Асуны, очевидно, является наиболее эффективным способом преодоления травмирующей ситуации, не лишним будет взглянуть на то, как Синкай трактует мифы, превращая «Ловцов» не только в удачный фильм о скорби, но и в очень интересное размышление о роли повествования.

Синкретизм обычно используется для описания смешения доктрин, которые априори противоположны, и, хотя это представление несколько идеализировано, Япония с ее смешением синтоизма и буддизма давно воспринимается как страна с в значительной степени синкретической религиозной культурой. Мы бы поостереглись делать обобщения об архипелаге и его культуре, высказывая мнение об идее, которая опровергается в некоторых современных исследованиях, но факт остается фактом: анимация и японская поп-культура в целом пронизаны более или менее яркими формами синкретизма. Что касается Синкая и его кино, то «Ловцы» знаменуют собой переворот в этом вопросе. До сих пор в фильмах режиссера проскальзывали буддистские нотки, например, акцент на непостоянстве вещей, но это оставалось в значительной степени маргинальным и не всегда осознанным. С другой стороны, «Ловцы» намеренно играют на нескольких уровнях – не обязательно религиозных, но точно мифологических. Синкай заимствует что-то из известных легенд, и самая очевидная – та, что дала фильму французское название: Агарта, легендарное подземное царство, связанное с Шамбалой в тибетском буддизме и встречающееся в различных западных эзотерических теориях. При этом идея затерянного в глубинах царства почти универсальна, ее можно найти у Жюля Верна, в мифе об Атлантиде и в теории полой Земли. Последняя теория тоже появляется в фильме, когда Асуна посещает Морисаки. В этой сцене профессор показывает девушке доклады, а используемая лексика соответствует синкретической тенденции фильма. Слово «кецалькоатль» явно заимствовано из мезоамериканской мифологии, а Морисаки рассказывает о шумерских статуях, изображающих этих «хранителей», направляющих человечество. В его квартире есть карты «полой Земли», а сам он состоит в организации «Архангелы», название которой отсылает к христианству и которую герой описывает как последователей гностицизма – учения, рассматривающего человека как божественную душу, заключенную в мире, созданном несовершенным Богом. Что касается самого мира Агарты, то он не отличается синкретизмом, и, хотя ключ, открывающий его, носит латинское название, деревни в нем тибетского происхождения и прямо указывают на форму буддизма, характерную для этого региона. Название пролетающего над ним божественного ковчега, Шакуна Вимана, пришло из индуизма и используется в некоторых псевдонаучных теориях вроде уфологии. Наконец, то, как Асуна в начале фильма приветствует козу, словно она была человеком, напоминает формы анимизма. Спуск героини по реке в лодке с Морисаки напоминает переправу через Ахерон в греческом подземном мире.

Хотя такое обилие мифологии, конечно, помогает придать фильму таинственную атмосферу и сделать его отличной приключенческой историей, не стоит воспринимать его однозначно, ведь чаще всего эти имена или доктрины служат лишь для придания фильму некоторой экзотичности, а Синкай никогда не вдается в особенности или детали мифов, которые он упоминает. Почти никогда. Ведь есть история, которая проходит красной нитью через все повествование, – легенда об Идзанами и Идзанаги, божествах-основателях синтоизма, которых Морисаки упоминает на своем первом уроке. Историю о спуске в подземный мир ради воскрешения пропавшей жены профессор преподносит так: «Подобные мифы о путешествиях в подземное царство для воскрешения умерших любимых можно найти по всему миру». И правда, западному человеку миф об Идзанами и Идзанаги напоминает историю Орфея и Эвридики и литературный мотив, который в нашей культуре называют «катабасис» (сошествие в ад). Спуск в подземный мир служит испытанием для героя, который возвращается на поверхность с новыми силами. Его можно найти практически в каждом классическом эпосе, и каждый мифологический герой, от Геракла до Энея и Улисса, пережил собственный катабасис. Универсальность этого мифа и помогает Синкаю.

«Ловцы» – это переписывание истории об Идзанами и Идзанаги, и процесс ее толкования в культуре весьма интересен. Мы уже сошлись на том, что в сюжете фильма есть мифологическая база. До Морисаки были Идзанаги и Орфей. Боль этого героя не стала чем-то новым – так же, как и его неудача. В таком разбитом мире, как Агарта, с потерянными персонажами вроде Морисаки, истории, предшествующие ему и объясняющие его, придают смысл исчезновению. Они объясняют, оправдывают его и становятся рифами, за которые могут уцепиться дрейфующие персонажи. Что-то подобное есть и в «Ловцах» – фильме о взрослых, рассказывающих истории, чтобы не вспоминать о собственном горе. Таким видится и Морисаки: персонажем, оттягивающим свое несчастье, погружающимся в эзотерические теории и мифологию. То же самое можно сказать и о жителях Агарты, которые, зацикливаясь на трагедиях своего прошлого, рассказывают себе легенду о своем поражении от рук жестоких захватчиков, которая оправдывает их бездействие в той же мере, что и ксенофобию.

«Ловцы» – это фильм о вере и мифах, о тех историях, которые мы рассказываем себе, чтобы как-то компенсировать отсутствие любимых людей рядом. За всеми ними стоит вопрос веры, и даже чтобы войти в Агарту, нужен акт-доказательство – погружение в целебную воду и вера в то, что в ней можно дышать. Что интересно, в фильме у этой темы двойное дно: с одной стороны, акт веры, позволяющий Асуне войти в новый мир, совершить катабасис и развиваться, а с другой – идея веры, которая ослепляет, даже душит большинство героев фильма. Ведь именно религиозное общество, скованное и парализованное собственной историей, изгоняет Сюна и обрекает Сина на покаяние за грехи брата. Та же удушающая вера заставляет Морисаки пожертвовать своей юной спутницей, чтобы воскресить Лизу. В самые мрачные моменты «Ловцы» показывают, как истории теряют тех, кто следует им до конца, без оглядки на прошлое. И наоборот, в самые светлые моменты нам демонстрируют способность людей придавать смысл жизни, которой они управляют. В завершение разговора о важности мифов в фильме