Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале июля 1940 г. Муссолини направил своего зятя в Берлин, чтобы тот распланировал дальнейшие этапы войны вместе с Гитлером и Риббентропом. Дуче хотел показать фюреру свое стремление задействовать итальянские войска в неминуемой, на его взгляд, операции по завоеванию Британских островов. Ему, кроме того, не хотелось, чтобы действия маршала Петена, главы коллаборационистского французского правительства, привели к «лишению» Италии причитающейся ей добычи.
Гитлер, пребывавший в приподнятом настроении, устроил для Чиано экскурсию по местам недавних триумфов Германии: он показал гостю линию Мажино (которую оказалось так легко взять); Дюнкерк (из которого британские войска хаотично эвакуировались через Ла-Манш); Брюгге, город на северо-западе Бельгии. Осмотр завершился в австрийском Зальцбурге, где их встретила огромная толпа демонстрантов, выступавших в поддержку гитлеровской коалиции[350].
На следующей неделе Пий XII на встрече с французским послом сообщил, что на него произвел большое впечатление маршал Петен. Раньше папа беспокоился, что власть во Франции могут захватить коммунисты, и теперь только приветствовал появление там сильного лидера, способного навсегда устранить эту опасность. Именно подрывная деятельность коммунистов привела к унизительному поражению Франции, считал папа. Понтифику, по его словам, в свое время докладывали, как при приближении германской армии французы массово дезертировали, распевая «Интернационал». Возможно, папа даже сам верил в эту неправдоподобную историю. «Как сильно это отличается от войны 1914 г.», – отметил понтифик[351].
Посол д'Ормессон спросил Пия XII, что, по его мнению, теперь итальянцы потребуют от Франции. «Ниццу, Корсику, Тунис», – ответил понтифик. В смятении дипломат заявил, что французы очень рассчитывают на защиту со стороны папы. «Папа внимательно слушал меня, – позже вспоминал дипломат, – даже одобрял мои слова, но ничто в его поведении и в его словах не давало надежды на то, что он полон решимости занять твердую позицию в ближайшем будущем. Недавние события сокрушили Пия XII… Боюсь, сама его личность не соответствует той драматической ситуации, которая складывается в сегодняшней Европе». Во время переговоров, которые тогда проходили, папу, по-видимому, больше всего беспокоило, что немцы могут попытаться взять Конго (где имелась развитая сеть миссий Римско-католической церкви), оторвав эту территорию от католической Бельгии, которой она тогда принадлежала[352].
Обеспокоенность папы в отношении Конго отражала растущее волнение Ватикана, который считал, что правительство Германии ослабляет влияние церкви на покоряемых немцами землях. Острый на язык монсеньор Тардини прозвал Гитлера Моторизованным Аттилой. Даже среди тех итальянцем, которые позитивно воспринимали войну, нацисты не пользовались особой популярностью. Полицейский осведомитель сообщал, что появление короля Виктора Эммануила в кинохронике, показанной в одном из римских кинотеатров, вызвало в зале горячие аплодисменты. Кадры с дуче принимали точно так же. «А на появление Гитлера, – вспоминал информатор, – почти не реагировали». Осведомитель в попытке исполнить свой патриотический долг попробовал побудить зрителей хлопать и принялся самолично рукоплескать с большим энтузиазмом, но «аплодисменты подхватили не больше десятка зрителей, да и они тут же перестали рукоплескать»[353].
Ватиканские власти не вставали и не аплодировали Муссолини, но и они делали все возможное, чтобы сохранить его расположение[354]. Аттолико, посол дуче при Святом престоле, продолжал строчить вдохновляющие сообщения о сотрудничестве Ватикана с режимом. Так, 24 июля он направил руководству вырезку из ватиканской газеты, где было написано о том, как отец Джемелли вновь призвал итальянцев поддержать войну, которую вела гитлеровская коалиция. «Хочу сразу обратить ваше внимание, – писал Аттолико, – на то, что L'Osservatore Romano теперь не дает поводов для озабоченности, а кроме того, издание заверило меня, что и впредь будет придерживаться такой позиции». В заключение он добавлял, что широко освещаемая в прессе поддержка войны со стороны отца Джемелли поистине бесценна[355].
Сам Аттолико, профессиональный дипломат, ревностный католик, не питающий симпатии к нацистам, так и не стал «правоверным» фашистом, но продолжал быть одним из самых ценных активов Муссолини. Проявляя усердие, он в конце июня написал Артуро Боккини, шефу полиции Италии. Итальянский посол при изложении своей просьбы обратился к полицейскому начальнику неформально, на «ты»:
«Дорогой Боккини, мне известно, что при каждой возможности полицейский комиссар района Борго ведет наблюдение за Ватиканом и отчитывается об этом тебе. Нельзя ли, учитывая нынешнюю обстановку, сделать так, чтобы комиссар Борго одновременно направлял и мне те отчеты, которые, на его взгляд, могут представлять интерес для посольства?»
«Дорогой Аттолико, – ответил Боккини, – сообщаю, что я отдал комиссару Борго распоряжение удовлетворить твою просьбу»[356].
Папа в стремлении не настраивать против себя Муссолини пристально наблюдал за тем, что появляется на страницах ватиканской газеты. В середине августа из-за довольно мелкого нарушения, допущенного редакцией, папа сделал строгий выговор руководителю издания через монсеньора Монтини: «Сегодня вечером я не без горечи вынужден передать слова папы по поводу статьи, помещенной на третьей полосе. В этом материале приведена рецензия на книгу Зеппельта и Лёффлера, не прошедшая согласования… Не далее как в июне вам было предписано… не публиковать ничего, что имеет отношение к Германии или к книгам немецких авторов, без предварительного одобрения, поскольку в настоящий момент складывается деликатная ситуация, требующая особого внимания». Получив нарекание, Джузеппе Далла Торре тут же направил сотрудникам редакции предупреждение, чтобы они не печатали ничего по поводу Германии, даже отзыв о книге, без его предварительного одобрения[357].
Судя по свидетельствам современников, в те дни папа впал в депрессию: его приводило в отчаяние не только опустошение, которое постигло Европу, но и собственное сложное положение. Если бы он стал критиковать Муссолини, это положило бы конец взаимовыгодным отношениям, которые у Ватикана складывались с фашистским режимом. А если бы он стал критиковать Гитлера и нацистов, возник бы риск ухудшения положения церкви на тех в основном католических территориях, которые немцы недавно захватили. Это к тому же обратило бы против папы миллионы католиков Германии, лояльных нацистскому правительству. Нерешительность усугублялась, и меркла перспектива защиты интересов церкви в будущей Европе в условиях доминирования стран гитлеровской коалиции. Нервозность папы лишь усилилась, когда в середине августа Германия начала массированные авианалеты на Британию. К концу месяца ежедневно совершалось свыше тысячи вылетов. Германия бомбила остров, готовясь к высадке на британские берега, которая казалась неминуемой. Многие полагали тогда, что конец войны близок[358].
Для понимания действий папы важно также осознавать, что он разделял точку зрения подавляющего большинства чиновников Римской курии и считал необходимым различать хороших и плохих фашистов. Хорошие фашисты (такие, как Аттолико) – консервативные католики, стремящиеся к тесному взаимовыгодному сотрудничеству церкви и режима. Плохие же фашисты (такие, как Фариначчи), зачастую выходцы из социалистической среды, – это антиклерикалы: Ватикан считал их фашистами левого толка. Хотя они нередко выдавали себя за защитников церкви, на самом деле им хотелось лишь использовать клерикалов (в том числе и самого папу) в качестве марионеток.
Монсеньор Тардини разъяснил все это французскому послу в конце августа. Как он выразился, в фашистской партии существуют два течения. Одно из них представляют воинственные фанатики-антиклерикалы, ярые сторонники Третьего рейха и противники Святого престола. Другое – более умеренные фашисты, опасающиеся германской гегемонии, выступающие за нейтралитет Италии и симпатизирующие церкви и Ватикану. Когда Италия ввязалась в войну, стало понятно, что сердце Муссолини завоевала первая группа.
Сокрушаясь об этой ситуации в разговоре с д'Ормессоном, язвительный Тардини сказал больше, чем следует. «Видите ли, – пояснил он французскому послу, – любезность, умеренность, благожелательность, добрая воля – все это не важно, если вы имеете дело с фашистскими вождями. Совсем наоборот! Это лишь распаляет их.… Папа Пий XI иногда обращался к ним резко, не выбирая выражений… И они его уважали, даже боялись». После этого уже не нужно было вслух
