Тот момент - Линда Грин

— Сочувствую. А больше за ним ухаживать некому?

— Нет, только я.

— Чертовски сложно, не так ли? — говорит Барри. — Я ухаживал за женой девять лет, прежде чем она умерла. Самая тяжелая работа в мире.

— Да, — отвечаю я. — И мне жаль, что так вышло с твоей женой.

— У нее было раннее слабоумие. За несколько лет превратилась из души компании в человека, которого я не узнавал. Это было чертовски ужасно.

Киваю, точно зная, что он имеет в виду.

— И чувствуешь себя таким беспомощным, да?

— Ага. Я посвятил ей свою жизнь, но все равно казалось, что этого недостаточно.

Его глаза блестят. Я кладу руку ему на плечо.

— Уверена, что ты очень ей помог.

— Надеюсь, — говорит он. — Так, что-то я расстроил нас обоих, а ты была в таком хорошем настроении.

— Ничего страшного. Приятно найти того, кто понимает, что это такое.

— Как у твоего юного друга дела с перестройкой сада? — спрашивает Барри.

— Он там как рыба в воде.

— Хорошо, погоди, принесу тебе еще растений. Припас для него немного.

Приходим в кафе с Барри, оба несем по коробке с растениями. Мардж поднимает глаза от заварника.

— Что вы двое делаете? — спрашивает она. — Выносите половину склада?

— Барри передает их моему маленькому другу Финну. Я помогаю тому с переделкой сада.

— Ну вот, Каз, — говорит Барри, ставя самый тяжелый ящик и потирая спину. — На следующей неделе принесу тебе еще, только дай знать.

— Спасибо, Барри, ты лучший.

Он улыбается мне.

— Рад помочь. — И уходит, насвистывая. Я замечаю, что Мардж смотрит на меня с широкой улыбкой на лице.

— Чего?

— Думаю, наш Барри на тебя запал.

— Не глупи. Он просто помогает Финну.

— Не от Финна у него так глаза сияют. Прямо вижу, как вы с ним едете навстречу закату на его старом «форде» с наклейкой «Баз и Каз» на лобовом стекле.

— Уймись, глупая летучая мышь, — говорю я, качая головой. Но потом, вытирая столы, невольно вспоминаю слезы в добрых глазах Барри. Как хорошо иметь человека, с которым можно поговорить, который знает, каково это — заботиться о любимом.

По дороге с работы домой захожу в библиотеку. Она новая, расположена на трех этажах. Тут больше книг, чем можно представить. И компьютеры тоже. К ним я сейчас и направляюсь. Библиотекарша, что помогла мне завести электронную почту, сказала, что можно искать квартиры через интернет, потому что в наши дни все так делают.

Другая женщина, не та, которую я видела в прошлый раз, встает рядом со мной и проверяет, правильно ли я вошла в систему. Затем выводит на экран другой сайт.

— Итак, набирайте Галифакс и жмите здесь, укажите, сколько комнат вы хотите и какую арендную плату можете себе позволить, тогда программа будет искать варианты на карте или просто перечислит все от самого дешевого до самого дорогого. Везде указаны номера телефонов, так что можно позвонить.

— Спасибо, — говорю я. — Так чертовски проще, чем было раньше.

— Знаю. Если только вы не будете отвлекаться, разглядывая дома за миллион фунтов, как все остальные.

— Поверьте, точно не буду.

Нажимаю «самые низкие цены». Первый же вариант — семьдесят фунтов в неделю. Многовато, но, думаю, потяну. Три адреса в пешей доступности от больницы и садового центра. И есть дом. Крохотный дом с двумя спальнями, где даже кошке не развернуться, но все равно настоящий дом. Я никогда раньше не жила в частном доме. Читаю, что написано внизу, и громко ахаю, когда вижу строку «Нулевой депозит». Я записываю номер телефона и уже собираюсь выйти на улицу, чтобы позвонить, но вспоминаю, зачем еще сюда пришла.

Достаю из сумочки бумажку и вхожу в свою электронную почту. Там четыре новых сообщения. Все они от Финна. Нажимаю на первое. К нему прилагается фотография, где довольно мрачный Финн стоит у ворот музея Беатрикс Поттер. Ниже надпись: «Вот бы ты была здесь».

До. 9. Финн

В пятницу утром выхожу из спальни и вижу, что мама случайно забыла закрыть дверь гостевой. Она там уже давно спит, точно знаю, потому что иногда слышу, как мама плачет по ночам. Вот как вчера. Она пытается скрыть это, не переносит туда свои вещи и держит дверь закрытой.

Заглядываю в комнату. Пахнет мамой, хотя она открыла окно. Приятный запах. Навевает мысли о чем-то теплом, пушистом и веселом, пусть даже маме уже не до веселья. Интересно, изменится ли ее запах, перестанет ли быть ею, как она сама? Чем вообще пахнет грусть?

Мама убрала кровать, поэтому комната выглядит так, как будто к нам приехали бабушка и дедушка. Только обычно она ставит им в комнату цветы, а для себя не захотела. Я не понимаю, почему из родительской спальни переехала мама, а не папа, ведь именно он послал ей письмо, от которого она расплакалась. Может, папа тоже плакал, что мама отменила мне экзамены, но я такого не видел. Я вообще никогда не видел, чтобы отец плакал.

Иду в туалет и вспоминаю, как мама сказала: папа хочет, чтобы я теперь жил только с ним. Как-то это все неправильно, ведь именно мама всегда обо мне заботилась. Папа со мной только по вечерам и в выходные, когда возвращается с велосипедных прогулок. И даже тогда мама обычно все равно рядом и помогает, когда он не знает, где что-то лежит, или не понимает, что меня беспокоит. Я не знаю, разбирается ли папа в важных вещах, например где найти чистую школьную форму, как не забыть подписать справки для посещений и узнать, что я хочу взять с собой на ланч.

Он не сможет приходить на собрания, потому что никогда на них не ходит. Когда я буду приезжать из новой школы на автобусе — а судя по всему, именно такой вариант мне светит, — папа еще будет торчать на работе, и мне