Александр Дюма Великий. Книга 1 - Даниель Циммерман

Он просит, чтобы «Генриху III» был предоставлен обещанный «Христине» режим благоприятствования, на что и получает согласие после возвращения Тэйлора с Востока 25 октября[58]. А пока что, учитывая предшествующий опыт, он играет в доброго негра с мадемуазель Марс. Она хочет изменений? К вашим услугам, хозяйка! Только в вопросах распределения ролей он ей не уступает. У мадемуазель Марс идеальный возраст для молодых героинь — ровно пятьдесят. Чтобы не слишком подчеркивать свой возраст, она бы хотела иметь рядом пажа Артура того же поколения. Александр же настаивает на очаровательной ученице Фирмена Луизе Депрео. Марс возражает: у юности слишком острые коленки. Александр, ссылаясь на личный опыт, придерживается противоположного мнения. И здесь она вынуждена уступить. Сложнее обстоит дело с ролью Генриха III. В ссоре акционеров Комеди-Франсез Марс выступает на стороне противника Мишло Армана, который не только является гомосексуалистом, но и афиширует это. Александру Генрих представляется персонажем двусмысленным, но ни в коем случае не карикатурным в своих жестах, манерах, речи. «Я вынужден был сам ответить Арману, что он слишком хорошо подходит к роли, и именно поэтому мне бы не хотелось ему ее давать». Арман обиделся смертельно. Мишло был весьма признателен.

Хотя и двужильный в работе, Александр тем не менее не мог разорваться на части, дабы примирить свою чиновническую деятельность с репетициями, которые он посещает самым усердным образом, «привлеченный, как я бы сказал, интересом к собственному сочинению, а, как сказала бы мадемуазель Марс, интересом к прелестнейшей и грациознейшей особе, игравшей малюсенькую роль в моей драме, к мадемуазель Вирджинии Бурбье», его новой любовнице, коей он уже обещал лучшие роли в своих будущих пьесах, что вовсе не означало, что его связь с Луизой Депрео уже закончилась. Однако частые его отсутствия в Пале-Рояль нарушают режим работы. Предупрежденный папашей Кнутом, что ему грозят дисциплинарные взыскания, он разрабатывает новый план и знакомит с ним Фирмена, который приводит его к своему другу Беранже, а последний — к своему приятелю Лаффиту. Хотя и без особого энтузиазма, но под воздействием Беранже, уверенного в огромном успехе «Генриха III», банкир дает Александру в долг без процентов три тысячи франков под залог второго экземпляра его рукописи, уплата за которую в момент издания должна будет возместить одолженную сумму.

Имея в кармане капитал, равный двухгодовому жалованью, можно смело явиться на ковер к Бровалю. Не то чтобы генеральный директор не был расположен к домашнему поэту, но он не может терпеть всегда отсутствующего служащего, какой плохой пример для других! И посему было бы логично, чтобы Александр выбрал либо постоянное присутствие в конторе, либо литературную карьеру. Александр просит отпуск без сохранения содержания, не желая ни подать в отставку, ни быть уволенным. В декабре он не получает персональной надбавки, пожалованной Орлеанским. Александр возмущен: он проработал в конторе по крайней мере девять месяцев из двенадцати и, следовательно, имеет право если не на всю премию, то на две третьих ее. И можно предположить, что, если бы расценочно-конфликтная комиссия уже существовала, его жалоба на патрона была бы как минимум рассмотрена.

«Между тем «Генрих III» наделал много шума. Только и говорили, что об революции, которая последует за спектаклем». Для столь решительного сражения артиллерийская подготовка велась из всех орудий. В салоны Александр посылал тощую Меланию. А по всему Парижу действовала сеть, терпеливо созидаемая Александром на протяжении шести лет: романтические художники и поэты, журналисты из «Figaro» и «Le Sylphe», бесконечные друзья и знакомые. Только и говорили, что о роскошных костюмах того времени (правда, сделанных за счет исполнителей главных ролей), о красоте декораций Сисери, известного художника, постоянно работающего в Опере и в Комеди-Франсез, о тщательном историческом воссоздании мебели и аксессуаров. И, знаете, что смелее всего в данном случае, но это по секрету, строго между нами, Дюма удалось добиться от Мишло, чтобы он играл Генриха III слабоумным королем, загримированным при этом таким образом, чтобы достичь сходства со своеобразной манерой Карла X. Молодая волосатая оппозиция праздновала событие и клялась всеми силами поддержать то, что казалось им скорым разгромом классицизма и предвосхищением падения Бурбонов через какое-то время.

С помощью патрульных вылазок проверялась боевая готовность врага. Подобно своему отцу, генерал Александр находится на передней линии. Он отказывается дать взятку владельцу влиятельного «Courrier des Theatres» Шарлю Морису. «Весь театр платил этому человеку дань. Мадемуазель Марс так просто содержала его; получал он также субсидии от Театр-Франсе, Одеона, Оперы и Комической оперы. К нему приходили, как на рынок: одним он продавал хвалу, другим наскок; он продавал все, включая свое молчание».

Однако и за презрение Александра Морис заставил заплатить: «История воскрешает имена этих мерзостных героев, этих подлых соучастников распутства, столь же отвратительного, сколь и необъяснимого; итак, мы можем рискнуть назвать их по именам и обратить суровое внимание властей на эти роли любимчиков, с помощью скандала вокруг которых кое-кто рассчитывает возбудить толпу». Заканчивалась статья призывом к цензуре запретить пьесу. Александр, вооружившись «крепкой палкой», отправляется в Пале-Рояль за своим приятелем Ля Понсом. При шумном явлении двух друзей — Понса с его странным лицом, женственным и изуродованным шрамами, и Александра, содрогающегося от ярости и с зажатой в кулаке огромной дубиной, Морису становится не по себе. Это досадное недоразумение, он вовсе не хотел кому бы то ни было навредить, может быть, уладим дело, напечатав ответную статью? Александр принимает сделку и публично заявляет в «Courrier des Theatres» о чистоте своих намерений, в своем творчестве он историк, а не полемист. На следующий день после выхода ответа цензура объявляет пьесу «менее искаженной, менее бессвязной и отрывистой, чем она сделала бы сегодня [в 1852 году при Наполеоне Малом]». В своем постоянном желании не потерять расположения Орлеанского, Мартиньяк лично об этом позаботился.

В начале январе, как обычно, в воскресенье, Александр отправляется обедать к Арно. В доме никого нет, кроме мадам Арно, которая обходится с ним холодно. Он все понял, откланивается. Он еще не знает, что патриарх Антуан Венсан Арно вместе с Жуи, Лемерсье и некоторыми другими особами написали королю жалобу от «авторов трагедий», то есть тех, кого ставят в Театр-Франсе. Эти старые классические хрычи обвиняют Тэйлора и актеров в расточении общественных средств, жалуются на «нашествие мелодрамы», которая разрушает их собственные благородные творения и благодаря которой Комеди-Франсез падает «ниже самых захудалых подмостков» на Бульварах, они требуют у властей строго наказать, то есть запретить «Генриха III». Карл X консультируется с Мартиньяком. Министр внутренних дел тонко улыбается. Уважаемые трагические авторы — старая слава Империи, сохранившие свою бонапартистскую окраску, а романтик г-н Дюма — протеже герцога Орлеанского, и не считает ли Его Величество, что было бы предпочтительней оставить обеим фракциям оппозиции возможность поносить друг друга с помощью литераторов с той и с другой стороны? «При умном министре все становятся умнее, даже король.