Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Травматизм исторической памяти японцев связан почти исключительно с воздействием внешних факторов. Это сближает рассматриваемый нами феномен с исторической памятью послевоенной Германии, в которой безоговорочное осуждение экспансии Третьего Рейха против других стран и народов заметно перевешивает деяния национал-социалистического режима против собственного народа, за исключением «еврейского вопроса», имевшего как внутриполитический, так и внешнеполитический аспекты. Авторы японофобской ориентации давно и настойчиво проводят аналогию между нацистской Германией и «милитаристской» Японией, подразумевая под последней режим, сложившийся в 1931–1932 гг. в результате начала активной экспансии в Маньчжурии и краха системы партийных кабинетов. Эта аналогия затрагивает не только события прошлого сами по себе, но и их современное восприятие в обеих странах, как на государственном, так и на частном уровне[145]. В то же время японская правящая элита, несмотря на всю подчеркнутую «политкорректность», категорически отвергает подобные аналогии, соглашаясь признать за своей страной «военные преступления», но не «геноцид», что является куда более тяжким обвинением со всеми вытекающими из этого последствиями.
Большинство споров, вызванных событиями прошлого и исторической памятью о них, в современной Японии связано именно с событиями XX в., в которых национальное сознание пытается отыскать «свет» и признает наличие «тени». Далее мы рассмотрим эти явления более подробно. Оговорюсь лишь, что не буду обращаться к японской историографии как к науке, но лишь как к одному из факторов, воздействующих на национальное сознание и историческую память.
Светлое прошлое: русско-японская война
Как и многие другие народы, японцы издревле высоко ставили воинские доблести, поэтому военные сюжеты занимали немаловажное место в их исторической памяти. Так продолжалось до поражения во Второй мировой войне, после которой победители предложили побежденным навеки забыть о «бранной славе». Полностью искоренить эту память было невозможно, поэтому она сохранилась в относительно безобидной, с точки зрения современной «политкорректности», форме самурайской романтики, воспринимаемой в нынешней Японии как «свое кровное», но никак не связанное с современностью.
Значимым исключением остается русско-японская война 1904–1905 гг. – единственная война, которой Япония может гордиться и сегодня. Абсолютное большинство японцев до сих пор уверено, что эта война, во-первых, была вынужденной обороной от экспансии Российской империи на Дальнем Востоке, а во-вторых, была блистательно выиграна Японией из-за материального и, главное, духовного превосходства японской армии и флота. Такой трактовке уже более ста лет: она – современница войны. Прибавим сюда то, что русско-японская война отличалась «цивилизованностью», т. е. соблюдением обычаев войны, и протекала на территории Маньчжурии и Кореи, а не самих воюющих стран, не затронула напрямую их гражданское население, а потому не вызвала взаимного озлобления и ненависти.
Столетие начала и окончания войны было отмечено в Японии в 1904–1905 гг. многочисленными и разнообразными мероприятиями. В подавляющем большинстве они не имели агрессивного, милитаристского характера, а напротив, были сосредоточены на почитании памяти павших и подчеркивании важности дружбы с Россией (не забывая, конечно, про «северные территории»). Это не так странно и неожиданно, как может показаться на первый взгляд. Подлинный «золотой век» российско-японских отношений приходится именно на первое послевоенное десятилетие, от Портсмутского мирного договора 1905 г. до русской революции 1917 г. Тогда политические элиты обеих стран осознали, что дружить и сотрудничать гораздо выгоднее, чем воевать, тем более воевать в интересах «третьего смеющегося», каковым в то время выступали Великобритания и США. Взаимное уважение к достойному противнику и отсутствие в двусторонних отношениях неразрешимых проблем существенно помогли послевоенному примирению, а затем и сотрудничеству. Кроме того, необходимо отметить, что Портсмутский мир явился результатом компромисса, а не одностороннего диктата, каковым был Версальский договор 1919 г., а потому не содержал в себе зародыша нового неизбежного конфликта.
Тем не менее, Япония начала боевые действия против России, с которой была связана рядом договоров и соглашений, внезапной атакой на ее флот еще до официального объявления войны. Американцы до сих пор не могут забыть японцам аналогичного нападения на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 г., а японцы русским – вступления СССР в войну против них 9 августа 1945 г., при действующем пакте о нейтралитете. Вторую мировую войну Япония проиграла, и с этим все ясно. Ответственности за совершенно аналогичное начало русско-японской войны они не чувствуют и извиняться за него не собираются, равно как и за участие в «союзной» интервенции на Дальнем Востоке России в 1918–1922 гг., но это совершенно особая и сама по себе сложная тема.
Вернемся к русско-японской войне. Вызванная недавним юбилеем вспышка массового интереса с ней обусловлена, на мой взгляд, еще и тем, что она полностью отошла в область прошлого, лишившись политической или социальной актуальности. Живых свидетелей больше нет, память о погибших сохраняется, что вообще характерно для японцев, но ныне здравствующие их уже не помнят. Россия не подчеркивает наличие «счетов с Японией», о которых говорил Сталин в сентябре 1945 г. Особо постыдных деяний японская армия не совершала – по крайней мере, никто, включая противную сторону, ее в этом не обвинял, так что оправдываться не за что. Ну а ссылки на последовавший за войной «золотой век» – замечу, вполне мотивированные – смягчают неизбежный милитаристский «душок».
Разговор о войне, разумеется, не может уйти от обсуждения ее причин, и здесь на массовом, популярном уровне снова тиражируются прежние объяснения, которые сформулировал, например, К. Кусахара в докладе на симпозиуме по русско-японским отношениям осенью 2004 г.: «В феврале 1904 г. Япония вступила в битву за свое существование и объявила войну России «ради мира и порядка на Востоке и безопасности в Корее». Для Японии эта война была актом сопротивления империалистической экспансии царской России в южном направлении»[146].
Эта наивно-оправдательная трактовка встретила решительную критику со стороны российских ученых и во время симпозиума, и в печати. Русско-японская война – типичный пример столкновения экспансионистских интересов двух держав, межимпериалистического конфликта, в котором лишь профессиональный пропагандист может однозначно указать правых и виноватых. Важно другое: подобные оправдания связаны не только и не столько с русско-японской войной, сколько со всей политикой Японии в Азии с конца XIX в. и до начала войны на Тихом океане. Япония как лидер Азии
в борьбе против «белого империализма», конечно, не может появиться в современной официальной идеологии и пропаганде, как это было до войны, но в исторической памяти немалого количества японцев заложено то, что их страна помогала Сунь Ятсену, Сукар-но и Субхас Чандра Босу и что Ба Мо и Хосе Лаурель были не просто «японскими марионетками», но действительно боролись за независимость Индии и Индонезии, Бирмы и Филиппин от колониального владычества.
Официальное централизованное «празднование» начала
