Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

должность адъюнкта, а уже в марте 1831 г. стал экстраординарным академиком. Вершиной его академической карьеры стало избрание в 1834 г. на должность орди­нарного академика, с одновременным заведыванием иностранным от­делом академической библиотеки и руководством этнографическим кабинетом (музеем) Академии. Найдя очень много, Шегрен и поте­рял немало. Так, его попытка вернуться в 1832 г. на родину, путем участия в конкурсе на должность профессора истории Императорского Александровского университета в Гельсингфорсе, оказалась безуспеш­ной. За прошедшие годы дома его несколько подзабыли, да и настро­ения финляндского общества менялись в сторону все большего дистан­цирования от имперских властей, невольным представителем которых оказался статский советник А.И. Шегрен. Совершив 1835-1838 гг. поездку на Северный Кавказ, первоначально с лечебными целями, Шегрен увлекся изучением осетинского языка и горских древностей. Успехи, сделанные в этом направлении позволили ему стать во главе академического департамента филологии и этнографии финских и кав­казских племен, персонифицируя столь необычное объединение. Тем не менее, главная дорога уверено вела Шегрена на Север, и весомым продолжением его полевых финно-угорских исследований стали экспе­диционные поездки в Прибалтику. По поручению Императорского РГО в 1846 г. и, затем 1852 г., он находился в поисках ливов в Лифляндии и Курляндии, ранее зафиксированных в научной печати лишь в одной из публикаций А.Л. Шлёцера. Академик Шёгрен считается после­дним ученым, зафиксировавшим ассимилировавшихся ливов в Лифляндии, впрочем, как и открытых им кревинов (кревингов) — немного­численных потомков води, плененной Орденом в середине XV в. и расселенной среди латышей вблизи г. Бауска.

Резюмируя, можно сказать, что, находясь в экспедиции, А.И. Шег­рен прошел сложную трансформацию от восторженного юноши до умудренного во многих вопросах ученого, не утратившего, тем не менее, изначально выбранного пути. Но, самое главное, полевая работа в сочетании с источниковедческими изысканиями Шегрена, позволили его современникам получить более реалистическую картину расселе­ния финно-угорских народов. Наиболее подробные сведения ему уда­лось собрать об этнических общностях Ингерманландии, выделив не только водь и ижору, но и финнов — эуремейсет и савакот. В труднодо­ступных лесах и на сельгах Межозерья им были найдены разрознен­ные группы финноязычных жителей края, именовавшиеся русскими соседями — чудью, или чухарями, но идентифицировавшее себя как вепсов. Существование вепсов стало для Шегрена еще одним дока­зательством существования в древности и средневековье многочислен­ного финского этнического объединения Емь, распространявшего свое влияние на обширный регион от Невы и Ладоги, вплоть до Двины и Печоры. Миграции емских групп, происходящие под влиянием воен­ных столкновений с соседями, были, по его мнению, одним из основ­ных факторов складывания современного финноязычного населения Европейского Севера. Наряду с «Емской теорией», в ходе экспедиции выявился неподдельный интерес Шегрена к проблеме средневекового населения Заволочья, еще одной обширной исторической области, ле­жащей к северу от Волго-Окского междуречья, как правило ассоцииро­вавшейся с бассейном Северной Двины и Ваги. Этническая принад­лежность «заволочан», долгое время бывшая весьма неопределенной, постепенно стала для него более ясной. Анализ местной топонимики и гидронимии территории нынешнего Русского Севера, привели его к мысли о том, что «заволочане» являлись предками карел, которые в результате славянской миграции и походов русских князей уходили дальше на северо-запад, обживая Карельский перешеек и берега Невы (ижора). В этой связи, более понятной становилась ситуация с рассе­лением саамов, различные группы которых Шегрен посетил во время путешествия. Материалы средневековых письменных источников и данные ономастики указывали на то, что саамы могли жить прежде гораздо южнее, чем ныне (например, в пределах современной Вологод­чины). Теперь получалось, что под давлением финских племен (Еми) и карелов, саамы вынуждены были все дальше отодвигаться на север, вплоть до нынешних мест своего обитания на севере Финляндии, Швеции и Норвегии. Немало времени проведя среди коми, Шегрен задумывался не только над тем, в чем сходство и различие между коми и финнами, но и какова степень дифференциации между собственно пермскими народами. Побывав у разных групп коми, коми-пермяков и удмуртов, он локализовал места их нынешнего расселения. Сопостав­ляя различные письменные источники, касавшиеся истории пермян, с данными ономастики Шегрен предположил, что их прежние владения простирались далеко на запад в сторону Подвинья, где имели место этнические контакты между пермянами и отдельными группами Еми (Gam). Кроме того, он полагал, что разделение коми и коми-пермяков произошло в сравнительно недавний исторический период. Более ко­роткое время ему удалось уделить знакомству с волжскими финнами, представленных в его полевых наблюдениях марийцами преимуще­ственно Иранского уезда и отдельных местностей Заказанья. Другим достижением экспедиции Шегрена стала отработка методов исследова­ния, продуктивность которых реализовалась впоследствии в виде опуб­ликованных в академический период научных трудов.

О методе и школе: Научное мировоззрение А.И. Шегрена склады­валось в переломную для метода эпоху, во многом сохранившую вер­ность прежним достижениям критического подхода и компаративного анализа материала. С другой стороны, идеи новой эпохи потребовали оживления или, лучше сказать, одушевления реконструируемой исто­рии, наполнения ее не только фактами и цифрами, но и живыми голо­сами народа, звучащими сквозь века в песнях, легендах и сказаниях. Историографами уже неоднократно отмечалась междисциплинарность научных работ Шегрена, удачно совмещавших общую историко-фило­логическую ориентацию и склонность к археографическим изыскани­ям, со стремлением значительно расширить круг источников за счет собраний народной поэзии, привлечения данных ономастики и этногра­фии. В конечном счете, думается, что принципиальная новизна шёгреновского подхода выразилась в его способности показать этничес­кую историю финно-угорского Севера в качестве самостоятельного объекта исследования, достойного специального рассмотрения.

Как уже отмечалось ранее, организация А.И. Шёгреном полевой соби­рательской работы опиралась на использование административного ресур­са, унаследованного им из практики академических экспедиций прошлого столетия, также на личные неформальные контакты с любителями народ­ной старины. Нередко, еще до прибытия в лежащий на его пути губерн­ский город, Шёгрен направлял властям уведомление о своем приезде и представлял рекомендательные письма из столицы. В свою очередь, гу­бернские власти вручали ему направление в уездные города, а уездные начальники отдавали команду ниже по инстанции[44]. Пользуясь официаль­но заверенными полномочиями, Шёгрен просил представителей местной администрации представить ему максимально полный свод статистичес­ких сведений о посещаемом им крае. В результате рапортов городничих, приказчиков заводских кантор, служащих земских судов, уездных исправ­ников и старост волостных правлений, которые поступали к Шегрену на протяжении нескольких лет, по окончании экспедиции в его руках сосре­доточился значительный массив информации о российской провинции этнодемографического, этноконфессионального, земельно-кадастрового и промышленного содержания. Совмещая статистические данные с выпис­ками из исторических источников, сведениями ключевых информантов, записями местных топонимов, списками наиболее часто встречающихся фамилий и образцами речи, исследователь буквально на ходу создавал краткие описания посещенных им уездов, подмечая и фиксируя все, что могло касаться финно-угорской проблематики. Созданные Шегреном на основе эклектичных полевых записей печатные