Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

Первой научной работой А.И. Шегрена, изданной по возвращению из экспедиции, была развернутая статья, посвященная изучению саа­мов области Кемь (приходы Kuusamo, Kemijärvi, Sodankylä, Uutsjoki).

Опубликованная первоначально на шведском языке, эта работа пресле­довала цель проинформировать финляндских ученых о поисках и на­ходках молодого коллеги в ближайшем к финнам культурном пограни­чье. Публикация статьи на немецком языке была направлена уже на более широкие круги заинтересованных читателей, создавая необходи­мый Шегрену общественный резонанс о его полевых изысканиях в малоизученном крае. Как отмечает ведущий биограф Шегрена профес­сор М. Брэнч, заключительный параграф статьи, очевидно, не принад­лежит перу автора, так как написан совсем в иной (похвальной) мане­ре. Данный стилистический прием отчасти подтверждает предполо­жение о том, что работа о саамах являлась для Шегрена своего рода вариантом научного «промоушена», продвигающего и завоевывающего внимание. Успех такой акции выразился в скором издании текста ста­тьи в авторитетном берлинском журнале Г. Бергхауза, благодаря чему имя путешественника Шегрена стало известно европейским ученым, ожидающим новых сведений от многообещающего автора.

Ранний академический период в жизни А.И. Шегрена был отмечен публикацией ряда важных в теоретико-методологическом отношении работ. Первая из них «О грамматическом строе зырянского языка и его связи с финским» была зачитана 4 февраля 1830 г. в качестве инаугу­рационной речи, при вступлении в должность адъюнкта Санкт-Петер­бургской Академии наук. Показывая общность происхождения коми и финского языков, автор, тем не менее, указывает на их самобытность и полную самостоятельность. Так, по его мнению, коми язык, беря свое начало от древнего «чудского», или финского языка, с течением времени утратил многие первоначальные признаки, в разной степени представленные в четырех основных наречиях (диалектах): усть-сысольском, верхне-вычегодском, яренском и удорском. Выбор Шегрена был предопределен более серьезной на тот момент проработкой лингвисти­ческой тематики, нежели вопросов этногенетической направленности. Но, с другой стороны автор серьезно удивил академиков новизной и фундаментальностью подхода, усложнив известную идею финно-угорско­го языкового родства конкретным предложением о создании сравнитель­ной «чудской» грамматики. Опираясь на передовой опыт индоевро­пейской сравнительной лингвистики, в частности, идеи Р.К. Раска и бра­тьев Гримм, он надеялся лично осуществить данную работу. Возможно, что эти мысли были усилены поступившими в распоряжение Шегрена богатыми лингвистическими собраниями академика П.С. Палласа, под­готовившего еще в прошлом XVIII в. всеобщий сравнительный сло­варь языков народов мира. Однако историк в Шегрене оказался силь­нее чем лингвист, принудив его сосредоточиться на анализе историчес­ких источников, используя языковые материалы как вспомогательные средства при реконструкциях древней истории финских племен.

Вторая публичная лекция Шегрена в Академии наук была озаглав­лена «О древних местах жительства Еми. Очерк истории одного из чудских народов в России» (1831 г.) и посвящалась реконструкции этнической истории летописного племени Емь. Основой для пред­принятого анализа стал исторический очерк, принадлежащий перу покойного академика А.Х. Лерберга, по мнению которого Емь была непосредственно связана с финским племенем Хямя/Hämä. Отталки­ваясь от этой гипотезы, Шёгрен предполагает, что древнерусские этно­нимы Емь, Ямь соответствуют встречающимся в различных средневе­ковых источниках понятиям — Хямя, Гам и Гамская земля. Не удовлет­ворившись имевшимися в его распоряжении бумагами Лерберга и собственными полевыми материалами, Шёгрен совершил специаль­ную поездку в выборгские архивы, надеясь получить дополнительную информацию из финляндских источников. Сделав центральным пун­ктом своей методологии, анализ летописных данных и архивных мате­риалов, Шёгрен предложил собственную интерпретацию истории во­енных действий древнерусских князей против Еми. Если его предше­ственник предполагал, что военная экспедиция славян в 1042 г. была направлена против Еми, живущей на территории современной Фин­ляндии, то Шёгрен пришел к выводу, что в XI в. Емь расселялась на землях в районе Белозерья и, возможно, далее на юг в сторону Заволочья. Автор также задается вопросом о происхождении современного финно-язычного населения исследуемого региона — вепсов, или как их тогда именовали, чудь. Шёгрен был уверен, что вепсы не кто иные, как потомки Еми, расселившейся в южной части Заволочья и известные по летописным источникам в качестве Веси, Вилтси и Вису, а вепсский язык представляет собой старую форму финского диалекта Хямя/ Hämä. Предпринятая в этой связи попытка этимологизации этнонима Хямя привела Шёгрена к неожиданному результату, наиболее удачная с фонетической точки зрения форма обнаруживалась в самоназвании саамов — same, sabme. Такая постановка проблемы показалась ему тогда слишком смелой, и он склонился к другой более сложной этимо­логии, от эстонского häme — сырой, влажный, но и в наши дни первая версия находит своих продолжателей. Другим новшеством, проде­монстрированным Шёгреном в этой работе, стала попытка подкрепле­ния письменных источников собранными им в экспедиции устно-исто­рическими и топонимическими материалами. Это особенно было за­метно в тех моментах, когда исследование касалось реконструкции истории Еми в первой половине XII в., когда русские князья совершали многочисленные походы против чуди[45]. Полемизируя с Н.М. Карамзи­ным, который понимал под этими военными экспедициями, походы против эстонцев и с мнением академика Лерберга, указывавшего на Финляндию, Шёгрен упорно доказывал, что все эти завоевательные и фискальные предприятия, происходили на территории Заволочья.

Текст третьей академической лекции «Как и когда обрусели Заволочье и Заволочская Чудь» (1832 г.) был закономерным продолжением «чудской проблематики», ставшей в эти годы профилирующей для Шёгрена и о которой будет подробнее им сказано в историко-филоло­гическим и статистическим очерке «Зыряне:...». Предполагая наличие тесной этнической и лингвистической связи «заволочан» с карелами и Емью, он еще раз обозначал свою гипотезу о существовании древне­пермского населения к западу от Северной Двины вплоть до Онеги, то есть на территории современного Русского Севера. Продолжая поле­мику с Н.М. Карамзиным относительно времени христианизации края и славянской миграции, Шёгрен считал, что языковая и культурная ас­симиляция Заволочья начинается никак не в XI в., а много позже. Походы русских князей на Заволочье, стали наиболее интенсивными в первой половине XII в., когда они перерастают из частных предприя­тий в поисках военной добычи в целенаправленное продвижение, свя­занное с крестьянской эмиграцией. Опираясь на исторические сведе­ния, преимущественно извлеченные из скандинавских источников, и данные ономастики, он указывал на необходимость расширения спек­тра привлекаемых к сравнению материалов по истории финноязычных народов России. В этой связи, уместно будет сказать, что, изучая столь мало освященную письменными источниками область как Заволочье, Шёгрен в полной мере оценил познавательные возможности географи­ческих названий, селений, рек и тех фамилий, что преобладали у ме­стных жителей. В частности, он обратил внимание, что довольно часто встречающиеся в северном крае названия рек и других водоемов с окончаниями на: -Йонга, йенга, -енга, -онга, прямо соотносящиеся с гидронимами на: -йук, йуга, -йега, -era, -ora,