Орбинавты - Марк Далет

— Знаю, конечно. В армии все это знают. Место, куда он отправился, называется Лаухар-де-Андарас.

— И как туда добраться?

— Я это выясню, и мы поедем туда вместе. Только не завтра, а через два дня, хорошо? Завтра и послезавтра мы должны быть в патруле.

— Ты поедешь со мной? — Алонсо не скрывал радости.

— И я, и вся наша веселая компания.

Компания же тем временем действительно веселилась. Громадный Лопе — солдат из Сеговии, прозванный так за малый рост, — расхваливал еду, не очень похоже, но потешно передразнивая акцент Штаубера. Он любил находиться в центре внимания товарищей и смешить их. Мануэль подозревал, что за спиной он и его передразнивает. Идальго ничего дурного в этом не находил и даже очень хотел бы на это посмотреть, но не решался попросить, чтобы не смущать солдат.

Служанка поставила на стол свежеиспеченные, ароматные лепешки и блюдо с вареными яйцами. При виде их лицо Мануэля просветлело.

— Ты так обрадовался яйцам?! — поразился Алонсо. — Как же дешево тебе достается твое счастье!

— Хочешь задачку? — спросил Мануэль.

— Нет, спасибо. Я с математикой не в ладах.

— Это не математическая задача. Скорее что-то вроде загадки на сообразительность. Возьми одно из этих яиц и поставь его вертикально на стол.

Алонсо сделал это, и яйцо, естественно, покатилось к краю стола, чуть не упав.

— Да нет, — рассмеялся Мануэль. — Поставь так, чтобы оно не падало.

— Есть еще что-то, что ты забыл сказать в первый раз? — полюбопытствовал Алонсо.

— Кажется, нет.

— Тогда скажи мне: обязан ли я при этом сохранить яйцо целым?

Мануэль расхохотался.

— Молодец, ты задаешь правильные вопросы! Нет, не обязан.

— В таком случае вот, пожалуйста, — Алонсо прижал яйцо тупым концом к деревянной столешнице, отчего оно треснуло, и оставил его стоять.

Мануэль захлопал в ладоши.

— Скажи честно, ты ведь вспомнил детскую историю про Хуанело?

— Нет, я не знаю историй, которые рассказывают друг другу дети в Кастилии. Я ведь вырос здесь, в Гранаде. Что это за история?

— Про дурачка Хуанело. В то время как многие ученые люди ломали голову, как решить эту задачу с яйцом, он сделал это сразу, причем именно так, как ты.

— Нет, про Хуанело ничего не знал. А вот про великого Брунеллески слышал точно такую же историю, хотя никогда не верил, что это произошло на самом деле. Лет семьдесят назад во Флоренции решили возобновить прерванное строительство собора Санта-Мария-дель-Фьоре. Городские власти должны были назначить архитектора для возведения купола. Приехали множество зодчих из разных стран. Одним из них был Филиппе Брунеллески, который предложил поручить проект тому из архитекторов, кто сможет поставить яйцо вертикально на стол. И никто, кроме него, не сумел этого сделать.

— А как же он сам это сделал?

— Точно так же, как и дурачок Хуанело.

— И он действительно возвел этот купол? — спросил, развеселившись, Мануэль.

— Да, возвел. Более того, купол по форме очень напоминает яйцо со срезанным концом.

Мануэль, улыбаясь, покачал головой:

— Жаль, что ты незнаком с Кристобалем Колоном. Ему понравился бы твой образ мышления. Может быть, он и тебя согласился бы взять в океанское плавание на поиски западного пути на восток.

— Нет, не взял бы, потому что у меня морская болезнь, — ответил Алонсо, и только после этого до него дошел смысл сказанного Мануэлем. — Ты знаешь Колона? — ошеломленно спросил он, округлив глаза. — И собираешься плыть вместе с ним?

Мануэль рассказал о знакомстве с необыкновенным генуэзцем, и на лице его было написано упоительное счастье.

— Я так рад за тебя! — воскликнул Алонсо. — Надеюсь, король и королева утвердят проект Колона. Только одно меня смущает. Колон собирается найти путь к землям Великого хана, чтобы объявить эти земли собственностью Кастилии и начать выкачивать оттуда золото и драгоценности? Я правильно тебя понял? Иными словами, он считает, что Кастилия вправе просто так прийти в чужую страну, объявить ее своей и ограбить?

Тут, увидев, как счастливое выражение на лице друга начинает угасать, Алонсо спохватился и поспешил исправить впечатление от своих слов:

— Мануэль, это все сейчас не так важно! Главное, что ты нашел достойное тебя занятие. Это действительно великий проект, в этом не может быть тени сомнения. Чем бы он ни завершился, он войдет в историю!

Мануэль, однако, призадумался. Вопрос был не из простых. Вправе ли Кастилия объявить чужие земли своими только потому, что они населены людьми, не знающими учения Христа? Ведь именно так она поступила с Канарскими островами. И то же самое сделали португальцы с Азорским архипелагом. Отец Мануэля, Фелипе, ратовавший за открытие заморских земель, никогда не касался нравственной стороны вопроса.

А ведь дело было не только в морали. Кастилия только что завершила десятилетнюю войну. Ни для кого не было секретом, насколько эта война истощила финансы королевства. Готова ли она к новой войне с неведомым ханом, который правит огромной империей?

«Пожалуй, Алонсо прав, предлагая сейчас не думать об этом, — решил Мануэль. — К тому же, возможно, я просто неверно понял Колона. Главное — отправиться на запад, в открытый океан, куда никто еще не отваживался плыть, и найти морской путь в Азию».

…По причине ураганного ветра и непрекращающихся дождей, перемежавшихся градом, в Альпухарру отправились не через два дня, а только через неделю, когда тучи развеялись и солнце немного отогрело замерзшую Андалусию. Небольшой конный отряд скакал на юг через горные перевалы, когда над ним в напоенном влагой воздухе зажглась исполинская арка сияющей радуги.

Глава 9

Дарует море из своих щедротБесцветный, невозможный запах соли,И чудный лик, родной до смертной боли,В последний раз в глазах твоих мелькнет.

2 августа 1492 года, то есть на следующий день после возращения в Кордову из Малаги, кордовский книготорговец Алонсо Гардель — «книгоноша», как называл его дед, — чувствовал себя разбитым и больным. В мыслях все время всплывали одни и те же картины: красные от слез глаза женщин, потерянные лица детей, согбенная фигура старого Мусы и мрачное, вдруг лишившееся молодости лицо его друга детства Рафаэля, когда грузчики несли их скудные пожитки на борт марокканского торгового судна «Ниср аль-Бахр». Спустя час корабль отчалил от берега, взяв курс на Северную Африку.

Помочь им больше было нечем. Алонсо сделал все зависящее от него, чтобы хоть немного облегчить участь этой столь родной ему семьи. Оформил купчую на их дом и лавку со всем ее содержимым. Небольшую часть приобретенного имущества дал деньгами, чтобы им хватило на оплату переезда, — с собой, согласно декрету королевы, они все равно не могли брать ни денег, ни серебра, ни золота, ни украшений. На остальную, существенно более крупную часть суммы он выдал им вексель торгового дома Хосе Гарделя, который им наверняка оплатят партнеры Хосе в Фесе. Если не произойдет никакой беды: не нападут пираты, не пойдет ко дну судно, не бросят в темницу власти на новом месте, как уже неоднократно случалось с другими изгнанниками, если они не погибнут в дороге от голода и болезней, — у них в Марокко будут какие-то средства на пропитание.

Семейству Абулафия очень повезло. Остальные десятки тысяч еврейских семей покидали Кастилию и Арагон полностью обобранными, имея при себе лишь носильные вещи, припасы и векселя короля Фернандо, которых никто нигде погашать не станет. Для жителей марокканских эмиратов, Египетского султаната и Османской империи, куда в основном направлялись еврейские изгнанники, эти документы не представляли ни малейшей ценности.

Люди покидали Кастилию на основании особого указа, подписанного королевой Исабель 31 марта в древней цитадели эмиров в Гранаде, так называемого Альгамбрского декрета об изгнании евреев, не согласных принять христианство, со всех территорий королевства, включая и заморские владения. Через несколько дней такой же указ, касающийся евреев Арагона, подписал король Фернандо.

Никто не мог в точности сказать, сколько человек было вынуждено в спешном порядке продавать за бесценок нажитое за жизни многих поколений имущество и уехать в Марокко, Турцию, Португалию и другие места, где их соглашались принять. Евреи жили на Пиренейском полуострове со времен Римской империи, поселившись здесь раньше, чем вестготы и мавры. По-видимому, речь шла о десятках или даже сотнях тысяч человек[47]. На сборы им было дано всего три месяца. Позже срок был продлен еще на месяц, до 2 августа. После этой даты любому еврею, исповедующему иудаизм, находиться на территории Кастилии или Арагона было запрещено под страхом смертной казни.