Орбинавты - Марк Далет

Алонсо пожал плечами и ничего не ответил.

— Прошу вас, господин Гардель. — Пепе Крус указал на оседланного жеребца, которого держал под уздцы.

— Благодарю вас всех, господа! — Алонсо влез на жеребца и огляделся по сторонам. Ему не верилось, что в родном городе его защищает отряд христианских всадников. — Я надеюсь, дон Мануэль, — сказал он, — что наши швейцарские друзья еще не покинули моего дома, так как в противном случае мне придется их искать.

— А для чего вам их искать?

— Они вчера позаимствовали у меня кругленькую сумму денег. Мне даже не на что вас всех угостить, а так хочется это сделать!

— Вот мерзавцы! Ну что ж, в таком случае нам не следует терять время! — воскликнул Мануэль и пришпорил Августа, отчего тот заржал и встал на дыбы, на мгновение напомнив единорога на плаще своего наездника.

Дом Алькади оказался пуст. Пол в кухне был усеян осколками разбитых вдребезги тарелок и чашек.

— Это наши швейцарские друзья оставили на память, — заметил Рауль.

Штаубера с двумя солдатами удалось найти довольно быстро, — они обосновались в брошенном доме на соседней улице. Отряд Мануэля застал швейцарцев возвращающимися из харчевни. Мануэль дал знак, и его люди мгновенно окружили наемников перед входом в их новое жилье.

— Для начала придется вернуть деньги, похищенные у моего друга, — потребовал Мануэль, приставив кинжал к горлу побледневшего от бессильной злобы рыжего сержанта.

Штаубер дал знак одному из швейцарцев, тот вынес из дома кожаный мешочек и вручил Алонсо.

— Будете пересчитывать, Алонсо? — спросил Мануэль.

— Разумеется. Я ведь торговец, — откликнулся Алонсо, нисколько не смущаясь. Он отошел в сторонку и аккуратно пересчитал деньги.

— Ну и как? Все на месте? — Мануэль не отпускал Штаубера. Двое других швейцарцев угрюмо стояли посреди круга, образованного кастильцами.

— Нет, не все. Не хватает примерно двух тысяч мараведи.

— А во сколько вы оцениваете ущерб, нанесенный вашим тарелкам, уважаемый Алонсо?

— Ну, с тарелками у нас нет доказательств, что их уничтожение — дело рук тех же самых людей.

— Да, доказательств нет, но мы ведь можем их спросить об этом, не так ли? Бальтасар, не спросишь ли вот у этого белобрысого солдата?

Цыган состроил самое свирепое лицо, на какое был способен, и, вращая глазами, стал приближаться к худощавому блондину. Тот попятился, вскоре наткнувшись на Пепе, и остановился.

— Ну что, беленький? Будешь признаваться сам или придется пощекотать тебя? — тихо спросил Бальтасар.

— Да что вы здесь творите?! — заорал вдруг Штаубер. — Затеваете драку с христианами ради какого-то мавра? Вы в своем уме?

— Господин Штаубер, мы защищаем христианина от банды разбойников, каковой вы стали, когда отказались освободить его дом, ограбили его и запрятали в темницу. Поэтому предлагаю не тянуть времени. Или возвращайте полностью все награбленное, или защищайтесь.

— И как же вы потом будете объяснять эту драку своим командирам?

— О, за нас не беспокойтесь! Мы в своей стране. Это вы здесь чужие. Ну, так что?

— Ваше счастье, что мы через неделю заканчиваем службу и отправляемся на родину, поэтому сейчас нам не с руки связываться с альгвасилами. Но вашему Алонсо я обещаю лично: через какое-то время я сюда специально вернусь, чтобы с ним расквитаться.

— То есть вы все же предпочитаете путь угроз? Ну, что ж, война так война! — Мануэль отскочил назад, спрятал кинжал за пояс и вынул меч. — Этот чудесный клинок, выручавший меня в самые трудные минуты войны, подарил мне дядя присутствующего здесь сеньора Гарделя. Если бы не Алонсо и его родственники, я бы уже давно был на том свете. Этот же клинок поможет мне отомстить вам, господин Штаубер, за оскорбление, которое вы нанесли моему спасителю. Готовы ли вы драться здесь же, на месте?!

— Вы не можете драться со мной, — буркнул багровый от гнева и стыда Штаубер. — Я не дворянин.

— Вы что же, предпочитаете, чтобы мои люди повесили вас на ближайшем дереве? — поинтересовался Мануэль. — Но я же не палач. К тому же вы объявили мне войну, а на войне дворяне сражаются с любым врагом, какого бы он ни был происхождения.

— Я не объявлял вам никакой войны, — нехотя произнес швейцарец. — Не надо так драматизировать. Если это ваш друг, то так бы и сказали. Мы тоже умеем ценить дружбу. Вот только остаток денег мы сможем вернуть лишь послезавтра, когда получим жалованье. А сейчас у нас просто больше ничего нет.

— Алонсо, вы согласны на это предложение? — спросил Мануэль.

— Согласен, — проявил великодушие Алонсо.

Оставив швейцарцев, Алонсо и Мануэль с его людьми провели весь вечер в харчевне. По просьбе Мануэля хозяин усадил его и Алонсо за отдельным от остальных солдат столиком. Им хотелось многое обсудить с глазу на глаз. Алонсо, располагавший теперь финансами, отправился на кухню и распорядился угостить всю компанию так, чтобы она долго помнила этот ужин.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — смущенно произнес он, вернувшись к столу и сев напротив Мануэля.

— Когда-то я сказал вашему дяде, дорогой Алонсо, что я его должник. А он на это возразил, что я его гость. Я не могу сказать вам того же, ведь это ваш город. Очень надеюсь, что когда-нибудь вы побываете у нас с матушкой в замке Каса де Фуэнтес, возле Саламанки, и я скажу вам, что вы мой гость. В любом случае прошу вас не забывать, что вы действительно спасли мне жизнь. А я всего лишь помог вам выбраться из тюрьмы раньше, чем вы сделали бы это самостоятельно.

— Ценю вашу скромность, дон Мануэль, но швейцарцы, чтобы наверняка избавиться от меня, могли написать донос в инквизицию. И тогда я бы не выбрался из темницы. Поэтому, как мне сдается, вы тоже спасли мне жизнь.

— Если вы действительно так считаете, то перестаньте называть меня «дон Мануэль». Скажите мне «Мануэль» и «ты».

— «Мануэль» и «ты», — послушно повторил Алонсо, и оба рассмеялись.

— Да, мне тоже непривычно называть вас на «ты», но я все же попробую. — Мануэль набрал полную грудь воздуха и сказал: — Алонсо, ты мой друг.

— Совсем недавно мне то же самое сказала одна восхитительная женщина, — вырвалось у Алонсо. — Причем там, у вас, в Саламанке. О, простите! — спохватился он. — То есть прости! Прости. Конечно, я твой друг. А ты — мой. Извини, что не сразу ответил.

— Что ж, вполне простительно, когда отвлекают мысли о женщине, — вздохнул Мануэль.

Алонсо внимательно посмотрел на него:

— Я тебя чем-то расстроил, когда упомянул женщину?

— Около двух месяцев назад я потерял возлюбленную… — Мануэль совсем погрустнел.

— Хочешь рассказать мне о ней? — Алонсо попытался придать своему голосу как можно больше теплоты.

— Может быть, в другой раз. Мне и без того довольно трудно заставлять себя не думать об этом.

— Вдруг я могу как-то помочь?

Мануэль задумался, затем покачал головой:

— Нет, вряд ли. Вот только, быть может, посоветуешь, как унять тоску?

Алонсо наполнил кубки и пригубил вина. Мануэль последовал его примеру. После пронизывающего январского холода улицы сидеть в натопленном помещении было приятно.

— Могу посоветовать нечто в том же духе, что я говорил тебе в Кордове. Представь себе, что все это тебе снится. Или, если так проще, что ты персонаж какой-то выдуманной истории, книги, поэмы. Кстати, сам я недавно основательно про это забыл и очень сильно привязался к той женщине в Саламанке. Но именно она и дала мне точно такой же совет: воображать, что все, что со мной происходит, — это не явь, а сон.

— Попробую, — не слишком уверенно сказал Мануэль. Он вспомнил, как летом вообразил, что все сон, и вмешался в судьбу поединка. Он до сих пор так и не понял, что тогда произошло и почему все, кроме него, запомнили случившееся иначе. Хотя прошло много месяцев, Мануэль до сих пор не был готов признать, что он изменил тогда реальность. Чтобы не возвращаться мыслями к тому эпизоду, он резко сменил тему:

— Я со своими солдатами искал твоего деда.

— Ты что-нибудь знаешь? — Алонсо так резко подался вперед, что чуть не опрокинул тарелку с мясным рагу. — Так говори же! Он жив? А что с Фатимой?

— Это имя его внучки?

— Да, это моя двоюродная сестра со стороны отца. Ну, так говори же!

Мануэль рассказал о результатах своих поисков.

— Значит, есть надежда, и надо отправляться в Альпухарру! — Алонсо оживился. — А ведь та моя знакомая из Саламанки говорила, что, скорее всего, Абдель-Малик забрал деда к себе.

— Да ты, я вижу, постоянно о ней вспоминаешь! — заметил идальго. — У вас что-то серьезное?

— Да, очень. Мы с ней друзья.

Мануэль с недоумением взглянул на Алонсо:

— Друзья? Просто друзья?

— Нет, не просто друзья, а настоящие друзья! — Алонсо замялся. — Знаешь, я как-то в данную минуту тоже не готов рассказывать об этом. Меня сейчас прежде всего волнует судьба деда. Ты, случайно, не знаешь, где именно в Альпухарре находится ставка эмира, да продлит… — Он поперхнулся и не закончил фразы.