Волки - Larka

Магистр решил действовать старым и проверенным не раз методом, и сухо, деловито поведал о нём своему августейшему собеседнику. Хоть и приходилось ему теперь стоять в присутствии короля лесного народа, да ничего не поделаешь…

— Найдётся ли у вашего величества человечек… вернее, эльф — сильный, умный, а главное… — он на миг задумался — не покажутся ли тут ненужными и высокопарными его слова? — А главное, чистый душой? Чтоб очень, очень тонко подвести его к… вы поняли кому.

В задумчивости король неслышно побарабанил пальцами, и валун под плащом неожиданно отозвался громким, щёлкающим и чуть глуховатым звуком.

— Удивляюсь я вам, homo, — он не смог пересилить себя и произнести столь ненавистное слово "людям", и продолжил. — Живёте всего ничего, а успеваете натворить столько, что я просто диву иной раз даюсь.

Он наконец-то выпустил из рук своё увитое цветущей лианой копьё и прислонил его к камню. Сцепил пальцы и совсем по-человечески положил руки на колени.

— Давайте сделаем так. Есть у меня кое-кто. Всё как вы сказали, и даже больше, — в глазах его магистру почудилась усмешка. — Силы необычайной, и чистоты тоже. Берёг я для… особого случая — но похоже, как раз таковой и настал.

Он вздохнул, словно и в самом деле отрывая от сердца половину.

— Есть у того человечка одна слабость, которая вполне может обернуться ого-го каким достоинством! В общем, это женщина, и ваши homo говорят — чертовски красивая. Именно так и говорят. При виде неё многие забывают о прилагающихся в комплекте уму и магическом таланте.

— Вижу по глазам, вы тоже не верите, — король позволил себе легонько хохотнуть. — Неужто забыли, что для вас, homo, в молодости девчонка куда притягательнее всего прочего? Даже инстинкт самосохранения пересиливает…

Магистр слушал, и мысленно хлопал себя по ушам, по щекам и прочим наказуемым участкам тела. Кого учить надумал — короля перворождённых, которому тыща и ещё бог знает сколько лет! Этот остроухий и соображает быстро, и опыта у него на весь орден сыскарей хватит.

— Женщина, самка, из рода homo, — взгляд короля эльфов откровенно лучился весельем. — Волшебница, которая со временем могла бы стать одной из величайших — соображаете, какое богатство я отдаю?

— Подвести аккуратно, чтобы даже она сама о том не догадывалась? Сделаем, у меня мастера тонких дел тоже имеются, — он призадумался на миг. — Только учтите, магистр. Если у меня зародится хоть малейшее подозрение… скажите, вам не страшно?

— Страшно, — честно признал магистр, всё же не отводя глаз. — Но здесь не тот случай, чтобы лукавить или, как мы говорим, сыграть кого-то втёмную. Мало того, я тоже предприму подобные шаги — как только мои люди хотя бы примерно определят, где и кто.

— Авось и сработает что-то, — он наконец-то сумел оторвать взгляд от вечнозелёных и слегка затягивающих глаз древнего короля…

И это было последнее, что удалось разглядеть Ивице в волшебном зеркале, колышащемся даже не в воздухе — в её сознании. А король отпустил ладони обоих составлявших ему опору магов и облегчённо откинулся на спинку трона. Сплетённый из драгоценных побегов цветущего дерева, он удивительным образом казался куда изящнее вычурных изделий из драгоценных металлов и бивня элефанта, на которых любили восседать земные короли прошлого и настоящего. А оба помогавших повелителю волшебника поняли, что теперь наступило время беседы, и понимающе растворились в воздухе. И властитель народа эльфов остался один на один с Ивицей.

Много хотелось ей сказать. Многие горькие и справедливые слова так и рвались из глубины души, чтобы быть гневно брошенными в это безмятежное и чуть усталое лицо под потускневшей короной вечнозелёных листьев.

Только не нужно это. Как ни мерзко на душе — а всё же остроухий король и никогда не виданный магистр ордена оказались правы. Мир вот он — удивительно, но почти и не заметил, как мимолётно обошёлся без катастрофы, каждую тысячу лет сотрясавшей его до самых глубин. А мелочи… что ж, мы и есть та маленькая и малозаметная мелочь.

Она молчала. Ведь король не слеп. И не глух. Сам он знает, какая мука грызёт сердце и как хочется вонзить хотя бы её отголосок в повелителя лесного народа. Губы медленно разжались, и из них вырвались пустые, никому не нужные слова.

— И что же, пресветлая богиня не знала?

Король миг-другой рассматривал её, словно узнавая заново.

— Да, прав был… он. Хорошая птица кречет, сильная. А что касается бессмертной — неужто ты думаешь, девочка моя, будто ей только и всех делов, как подсматривать за всеми и каждым?

Голова с рыжими локонами наклонилась вниз, словно то ли признавая правоту слов перворождённого, то ли изнемогая под тяжким грузом. И всё же, медленно, постепенно Ивица распрямилась, и в чистом воздухе лесной поляны, которую лесной народ предпочитал самой роскошно убранной зале, прозвучал негромкий голос волшебницы… нет, на этот раз женщины.

— Он жив? Скажите мне только одно!

Король эльфов отвёл взгляд, прежде чем ответить — и одно только это было ой каким нехорошим признаком.

— Его отметил меч богини. Даже если твой homo и жив, то он в любом случае уже не принадлежит этому миру, — он помолчал, устало разминая ладони, и над поляной вновь проплыл его мелодичный голос. — Вижу, ты уже готова разнести всё и вся, а из меня сделать горстку пыли или что ещё похуже. А потом и себя. Не торопись.

Он снял корону, повертел в ладонях и повесил на послушно выросший и наклонившийся побег.

— Не спеши совершать непоправимое. Если честно, я и сам удивляюсь, как ты тоже ещё не вылетела за пределы нашего мира. Да и к бессмертной обращаться бесполезно — уж если на этом свете и есть что-то менее надёжное, чем надежда на благодарность богов, то такая вещь мне неведома.

И всё же, не интонация даже, а лёгкая недосказанность заставила Ивицу вскинуться и впиться в лицо эльфа жадным взглядом.

— Если — если! — твой суженый где-то и найдётся, то не в этом мире. Большего я тебе просто не имею права сказать…

Прошло несколько вязких, наполненных молчанием минут. Наконец, в короткой вспышке поляна опустела. Исчезла с неё нетерпеливая и могучая волшебница, от одного только присутствия которой дрожал готовый взорваться воздух. Наполз из полонины вечерний туман, и на мохнатую головку донника несмело выполз первый светлячок. В сумерках вязы и грабы словно уплотнились, накрылись своей никогда не опадающей в этом месте листвой, и отчего-то казалось, что они нахмурились. А недвижно сидящий задумчивый король со своим троном и вовсе казался кустом, невесть зачем торчащим из туманных косм.